Тема исследований доктора исторических наук Владимира Невежина (Институт российской истории РАН) необычна и своеобразна. Ученого интересует, как советские вожди проводили официальные приемы для руководителей правительств и дипломатов иностранных государств и как общались между собой. Историк выпустил монографию “Застолья Иосифа Сталина. Книга I. Большие кремлевские приемы 1930-1940 гг.” (М., 2011). Утверждена к печати рукопись второй книги “Обеды и ужины в узком кругу” (“Поиск” писал об этом в №13, 2013). Завершит трилогию монография “Дипломатические приемы Сталина 1941-1945 гг.”. Над ней В.Невежин работает сейчас.
— Рассчитываю, что всем интересующимся отечественной историей, в частности взаимоотношениями с ведущими мировыми державами, — говорит Владимир Александрович, — важно будет узнать, как в тяжелейшее военное время руководство СССР на официальных банкетах встречалось с представителями иностранных государств. Два мира: капиталистическая Европа и строящий социализм СССР — противостояли общему врагу — нацизму, а толком не знали друг друга. Разным у них было все: менталитет, культура, традиции… Познакомиться поближе не представилось возможности: за границей советские вожди (за исключением Молотова) с официальными визитами не бывали. Так что общение с союзниками было просто необходимо. Советские руководители изучали европейцев, а те — советскую “верхушку”, и прежде всего Сталина — человека для них неизвестного и непонятного.
Интересна, в частности, обстановка приемов, которые давало советское правительство, возглавленное накануне германской агрессии Сталиным. Он и принимал лидеров союзных государств: У.Черчилля, Ш. де Голля, В.Сикорского, Э.Бенеша, И.Тито, министра иностранных дел Великобритании А.Идена, личных представителей президента США (А.Гарримана, Дж.Дэвиса, У.Уилки) и других. Приемы были своего рода завершающим аккордом, извещающим, что договоренности достигнуты, отношения между союзниками успешно развиваются.
— Много ли было приемов в военное время?
— За четыре с лишним года войны в Кремле прошло порядка 30 официальных приемов (банкетов), примерно по семь в год. Цифра, считаю, впечатляющая. Уже во второй половине 1941-го их было три: один в сентябре, когда проходила Московская конференция представителей союзных держав, и два в декабре: в часть В.Сикорского, президента польского правительства в изгнании, и А.Идена. Встречи проходили в парадном Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца, поражавшем иностранцев своим блеском. Нарядный, уютный, с хорошей акустикой, этот зал отлично подходил для дипломатических приемов. Количество их участников достигало 50-60 человек.
— Как проходили приемы?
— Самый важный и ответственный — торжественный обед, он давался от имени главы правительства и начинался между 20 и 22 часами. По дипломатическому протоколу обед длится два-три часа, но Сталин любил ночную жизнь, поэтому нередко банкеты затягивались чуть ли не до утра. Они носили деловой характер, поэтому в застолье принимали участие исключительно мужчины. Сталин сидел в центре главного стола (их было несколько). Самые важные гости — справа от него (и по грузинскому обычаю, и по дипломатическому этикету), менее значительные — слева. По такому же принципу рассаживали гостей рядом с Молотовым, сидевшим напротив вождя. Перед каждым гостем была карточка и меню на французском и русском языках.
Обеды были обильными: закуски, первое и второе, десерт. Предполагаю, что Сталин следовал традициям российских императорских приемов, поэтому многие яства заимствовались из старых царских меню. Например, “борщок” — не имеющий никакого отношения к борщу. Это бульон из птицы (фазана, рябчика или перепелки), куда добавлялись коньяк или мадера. Сталин объединял самые разные кухни: традиционную европейскую, по большей части французскую (совсем как при царе), и русскую. На закуску подавали икру паюсную, разную рыбу (в том числе нельму, к которой Сталин пристрастился во время ссылки в Туруханском крае), по русскому обычаю: молочный поросенок и расстегаи, и все это шло под “огурцы кавказские”.
Напитков — море разливанное: водка, армянский коньяк (понравившийся Черчиллю), советское шампанское, крымские вина. Гвоздем программы была “Перцовка”, на ней Сталин проверял способности иностранцев к выпивке. Говорил, что это русское виски, иностранцы, не опасаясь подвоха, спокойно выпивали жгучую настойку — и от неожиданности у некоторых буквально глаза лезли на лоб.
После общих тостов за будущую победу и союзников Сталин предлагал выпить чуть ли не за каждого присутствующего. Тридцать-сорок тостов делали свое дело, да еще обильная тяжелая пища — не все выдерживали такие нагрузки и порой теряли контроль над собой. Иностранные дипломаты свидетельствовали, что маршалы Ворошилов и Тимошенко здорово “перебрали” на приеме в честь А.Идена в декабре 1941 года. В свою очередь, советские участники событий отмечали, что не в своей тарелке оказывались представители союзных держав (даже Черчилль не был исключением). Чаша сия миновала де Голля, который просто покинул Екатерининский зал в разгар банкета (декабрь 1944 года).
— Иностранцев не коробил этот разгул в военное время?
— В декабре 1941 года, конечно, им странно было наблюдать подобные гастрономические излишества. Ведь и дипломаты пользовались карточками, пусть не такими скудными, как у москвичей, но все же. (Черчилль, когда в первый раз летел в Москву, даже взял с собой сандвичи.) Возможно, Кремль таким образом хотел произвести благоприятное впечатление на иностранных гостей и в то же время продемонстрировать незыблемость и величие правящего режима.
— Какое мнение иностранцы составили о советском руководстве?
— Я изучаю все, что мне доступно: дневники, мемуары самых разных лиц — не только политических деятелей, военачальников, советских и иностранных, но и журналистов, переводчиков, присутствовавших на приемах. В материалах бывшего партийного архива, ныне Российского государственного архива социально-политической истории, есть подробные записи того, что говорилось на банкетах. Их дополняют документы Архива внешней политики, без которых просто не обойтись. Федеральная служба охраны РФ выпустила несколько книг (одна из последних — “Кремль. Особая кухня”), также основанных на уникальных архивных материалах. Конечно, интересно узнать, какие подарки дарили первым лицам государства, как принимались решения о проведении дипломатических приемов — дело-то государственное! Как составлялось меню: что именно и сколько подавать? Кто из метрдотелей и официантов крупнейших московских ресторанов, знавших иностранные языки, обслуживал банкеты?
— Но главное все же мемуары?
— Безусловно. Но вот вопрос: можно ли им полностью доверять? Подчас они субъективны, их авторы хотят произвести впечатление на читателя, возвысить себя, да и вообще — бывают ли политики искренними?! Учитывать надо и ситуацию, когда готовились воспоминания. Скажем, Черчилль издал мемуары во времена “холодной войны” и не скрывал своей неприязни к СССР. А.Иден приводил архивные документы и давал к ним подробный комментарий, но не избежал субъективных оценок, которые, с уверенностью можно это утверждать, появились спустя годы после описываемых событий. То же характерно и для мемуаров переводчиков, обслуживавших лидеров союзных держав. Как правило, они по горячим следам делали записи о том, что говорилось на дипломатических приемах. Эти документы сохранились в архивах и частично введены в научный оборот. Спустя десятилетия некоторые переводчики (В.Бережков, Г.Бирс, Ж.Лалуа и другие) выпустили воспоминания. Но стоит сравнить их протокольные записи с текстами мемуаров, и видно, как много в последних наносного, субъективного. В первую очередь, это касается оценок Сталина как политического лидера и человека. Возможно, сказывалось личное отношение, возможно, авторы выполняли определенный социальный заказ. Для историка выход один: сравнивать все доступные источники, буквально взвешивая, “просеивая”, как сквозь сито, каждый факт, определяя его достоверность.
— Что уже удалось “просеять”?
— Практически все иностранные дипломаты и переводчики отмечали харизматичность Сталина, его властность. Обращали, например, внимание на то, как подобострастно вели себя в присутствии вождя и члены Политбюро, и видные советские военачальники. На дипломатических приемах в Кремле Сталин появлялся, когда все гости были в сборе. Одетый в привычный полувоенный китель и галифе, заправленные в мягкие сапоги, он выделялся среди безликой группы ближайших соратников в одинаковых темных костюмах. (После присвоения звания маршала в 1943 году Сталин стал надевать маршальский мундир.)
Вроде бы харизма вождя никак не проявлялась: присутствующие видели перед собой далеко не молодого, усталого человека невысокого роста. Его рукопожатие не было крепким. Но бросалось в глаза, как при его появлении подбирались, делались строже соратники, как заикающийся Молотов начинал заикаться еще больше. А бравые, уверенные в себе военачальники тушевались при встречах с “Верховным”. Тот никогда не вел стол, доверяя роль тамады Молотову, который рутинно произносил однообразные здравицы. Сталин же в разгар застолья часто выходил из-за стола и представлял присутствующих, импровизируя на ходу, порой вопреки дипломатическому этикету. Называл одного из военачальников — и тот едва ли не бегом устремлялся к вождю, чтобы чокнуться с ним.
Иностранным гостям все это было внове, ничего подобного они не видывали и во все глаза наблюдали за взаимоотношениями вождя и его окружения. Переводчик Ж.Лалуа сравнил Сталина с древнерусским великим князем, пирующим со своей дружиной, подчеркивая полное отсутствие на дипломатических приемах в Кремле даже признаков “революционного аскетизма”. (Не знаю, серьезно ли он это писал.) Возможно, Лалуа и подобные ему авторы просто искали сравнения поцветистее, чтобы было чем удивить читателя. Но ясно одно: советский лидер был интересен представителям союзных стран, правда, его поведение на официальных банкетах оставалось для них непонятным.
В мемуарной литературе проглядывает неприязнь западных очевидцев и участников событий к Сталину и советской системе. Но одновременно с критикой они стремились понять, кем он был на самом деле. Наиболее объективные и проницательные мемуаристы отмечали актерские данные Сталина, его умение расположить к себе, поддержать беседу с иностранцами.
— Некоторые наши авторы писали, что Сталин якобы так действовал на людей, что даже Черчилль однажды встал, приветствуя его.
— Не вступая в полемику с апологетами советского вождя, для которых подобного рода утверждения — свое-
образная питательная среда, замечу, что во время дипломатических приемов в Кремле все иностранные гости (начиная с премьер-министра и кончая переводчиком), согласно протоколу, стоя приветствовали появление главы советского правительства.
На фото: На переговорах с У.Черчиллем. Москва, Кремль, 1944 г.
Юрий ДРИЗЕ
Нет комментариев