Океана, впрочем, как и Земли, много не бывает, уверен заместитель директора Института океанологии им. П.П.Ширшова РАН, руководитель направления экологии морей и океанов, доктор биологических наук, профессор Михаил Флинт. При этом он ссылается на слова Марка Твена: однажды его племянница попросила совета — получив наследство, она не знала, как лучше им распорядиться. В ответ прославленный писатель и остроумец предложил ей купить кусок земли, поскольку, как ему известно, господь Бог ее больше не производит. То же самое можно сказать и о Мировом океане. Но мы говорили с Михаилом Владимировичем не столько о нем, сколько о той его части, которая сегодня, что называется, на слуху, — об Арктике. Ученый начал издалека:
— На долгие годы про обширный и интереснейший этот район Мирового океана наша страна почти забыла. В результате отечественные океанологи потеряли ведущие позиции в его изучении. Этому было несколько причин, главная, как всегда, материальная. Дальнейшее освоение Арктики и ее исследование требовали немалых средств, а их не было. И конечно, суровый климат. Всего три-четыре месяца в году арктические моря свободны ото льда. Саша Черный вряд ли имел в виду Арктику, а вышло похоже: “Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка”.
Вновь интерес к Арктике возник в период потепления климата, когда появились перспективы ее широкого освоения. Россия владеет частью Арктической зоны, по которой проходит Северный морской путь. Транзит грузов по уникальной магистрали вдвое сокращает путь из Северной Европы в Тихий океан и мог бы дать нам немалую прибыль. Не забудем и про огромные запасы углеводородов на арктическом шельфе. Развитие северных территорий и активную деятельность на акваториях арктических морей предусматривает “Стратегия развития Арктической зоны Российской Федерации и обеспечения национальной безопасности на период до 2020 года”, подписанная в марте 2013-го Президентом РФ. В документе прописаны и важнейшие направления фундаментальных исследований. Их задача — освоить Арктическую зону и сделать это без ущерба для экосистемы. Поэтому Стратегия ставит задачи изучения и защиты морских экосистем, разработки для них особого щадящего режима антропогенной нагрузки. Ведь Арктика чрезвычайно тяжело воспринимает вторжение человека. И нам необходимо понять, какой ущерб мы способны ей нанести и как его минимизировать. Этот документ, безусловно, подтолкнет развитие наук о Земле и Мировом океане, в частности океанологии и экологии. И это очень важно, поскольку Арктика до сих пор представляет загадку для ученых хотя бы потому, что климатические изменения здесь выражены наиболее сильно, а их экологические последствия практически неизвестны.
Например, максимальное летнее отступление кромки льда от берега происходит в начале сентября. Но если сравнить данные конца прошлого века с сегодняшними (а времени прошло не так уж и много), то площадь ледового покрова в Арктике сократилась на 37-39%. Это более
5 млн кв. км льда. Вот, что значит потепление! И сразу вопрос: как это повлияло на состоянии экосистемы? Как сказалось на рыбных запасах, увеличилась ли зона рыболовства?
О Баренцевом море мы знаем если не все, то многое. С XVII века это один из богатейших районов рыбных промыслов. Но почему такой контраст с Карским морем? Простой пример. Протяженность Карских Ворот, соединяющих Баренцево море с Карским, — 10-15 миль. Если судно остановится у входа в Карские Ворота, со стороны Баренцева моря, то за несколько часов на удочку можно наловить столько рыбы, что хватит на всю команду и не на один день. А стоит пройти на восток всего 20-30 миль и войти в Карское море — неделю простоишь, а не поймаешь ни одной рыбины. Почему так происходит? Объяснение этому явлению мы нашли совсем недавно…
В порядке отступления. Наши океанологи лидировали в изучении Мирового океана на протяжении десятилетий, до 80-х годов прошлого века, им принадлежали едва ли не все крупные открытия. Но годы кризиса очень сильно ударили по науке, и мы практически перестали выходить в море, ведь морские экспедиции чрезвычайно дороги. Одно небольшое путешествие обходится примерно в 20 млн рублей. Период стагнации закончился примерно в 2006-2007 годах. И во многом из-за своевременной и весьма ощутимой поддержки Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Академии наук. Благодаря помощи фонда на протяжении без малого 10 лет нам удается выходить в море, проводить полномасштабные комплексные исследования в Арктике и, тем самым, выполнять задачи, поставленные перед учеными государством.
— Обычно вместе со словами благодарности в адрес фонда ученые отмечают, что “весомость” грантов совсем невелика. А вы на эти средства организуете экспедиции?
— РФФИ, на мой взгляд, демонстрирует государственный подход в вопросе поддержки науки. Учитывая значение наших экспедиций, фонд только в прошлом году выделил нам гранты общей суммой аж в 20 млн рублей, мы получили средства еще и по новой фундаментальной программе Президиума РАН “Исследования Арктической зоны в интересах РФ”. Но денег все равно не хватило, пришлось “крутиться”, считая буквально каждую копейку: взяли судно меньшего размера, экономя горючее, старались как можно реже идти полным ходом. Так впервые за много лет провели комплексные исследования, описание которых заняло целый том журнала “Океанология”, посвященный экспедиции в Карское море. Он так и называется: “Экосистемы Карского моря”. Практически готов следующий том, в котором мы подводим итоги экспедиций последних лет.
— А что подразумевает “изучение экосистем”?
— Исследование экосистемы — это комплексный анализ состояния экологии в данном районе. Напомню: наша область науки исследует закономерности взаимоотношений живой и неживой природы, а также организмов между собой. Поэтому мы изучаем все, начиная с метеорологии, физики, химии моря и кончая всеми компонентами биоты. Это дает нам понимание, как живет вся огромная система, почему, скажем, она бедна, с точки зрения биоразнообразия, или, наоборот, продуктивна, позволяет выделить подчас крохотные по размерам участки, на которых “держится” вся экосистема.
— И как живется Карскому морю? Какие изменения в нем происходят?
— В Карском мы были дважды: в едва ли не самый теплый период, в сентябре 2007 года, и в куда более холодное время, в сентябре 2014-го. Разница огромна. В первый раз мы льда вообще не видели. А в прошлом году пришли туда чуть раньше и после Карских Ворот встретили мощные льды, а у пролива Велькицкого попали в ледяной плен. Причем лед был двухлетний, метра полтора толщиной, не растаявший в прошлом году. Мы специально пришли в Карское море пораньше, чтобы изучить один из самых важных этапов сезонного цикла экосистемы — цветение фитопланктона. Это все равно, что в средних широтах наблюдать цветение яблонь: по его интенсивности, по тому, сколько насекомых вьется вокруг деревьев, судят о будущем урожае. Столь же важный момент в жизни экосистемы — весеннее цветение фитопланктона. Мы надеялись во всей красе увидеть этот феномен, а море оказалось бедным и блеклым, как осенью. Но нам удалось обнаружить причину явления, объясняющего низкую продуктивность не только Карского, но, подозреваю, и моря Лаптевых. Исследуя компоненты экосистемы, мы пришли к удивительному открытию.
Отсутствие благоприятных условий для сезонного цветения фитопланктона объясняется колоссальным стоком в Арктику пресной воды. Около 2150 куб. км — столько пресной воды вносят в арктические моря могучие сибирские реки. И чуть ли не половину стока — 1200 куб. км — принимает в себя Карское море. Предположим, нам удастся “запереть” Мировой океан, прекратить испарение, и его уровень в течение года поднимется всего на 1 сантиметр. Если же таким образом “закрыть” Карское море, его уровень вырастет аж на полтора метра. Таково влияние пресноводного стока. Легкая речная вода растекается по поверхности моря, как одеялом, накрывает его, в силу различий в плотности препятствуя обмену глубинных и поверхностных вод, который обеспечивает фитопланктон минеральным питанием. В этом — главная причина низкой биологической продукции и, в конечном счете, малого количества рыбы. В результате самых разных процессов в эстуариях рек образуется своего рода естественный геохимический и биологический фильтр, он и отфильтровывает вещества, которые несут пресные воды. Поэтому цветение проходит так вяло, а фитопланктон — бедный. Совсем другая картина наблюдается в соседнем Баренцевом море. Влияние речного стока здесь ничтожно, минеральное питание поступает в верхние слои в период зимнего вертикального перемешивания, поэтому фитопланктона очень много, а значит, и самой рыбы. Та же картина и в Беринговом море.
— Но Стратегия предусматривает, наверное, и расширение хозяйственной деятельности? Как она скажется на состоянии экосистем?
— Стратегия уделяет особое внимание тщательному изучению экосистем, их устройству и “работе”, а также реакции на изменения климата — без этого знания невозможно достичь практических результатов. Экосистемы все разные: есть спокойные, “флегматичные”, есть деятельные, “горячие”. В последних и формируется большая часть общей биологической продукции и, конечно, рыбы. В Беринговом море, в восточной, наиболее продуктивной его части, вылавливают более 3 млн тонн биоресурсов ежегодно. Это близко к тому, что добывает наша страна в Мировом океане. При этом почти 20% водорослей и 32% планктона формируется на участках акватории, составляющей всего 4% (!) от площади региона. Выделив, описав наиболее продуктивные зоны, экологи, биоокеанологи дают рекомендации, помогающие развитию рыболовства и ограничивающие хозяйственную деятельность в “горячих точках”. Зато на “флегматичных” участках относительно безболезненно для природы можно протянуть трубопровод или поставить нефтяную вышку.
— Как меняется климат: откуда куда ветер дует?
— Опираясь на мнения климатологов, скажу, что изменения, происходящие в Арктике, носят циклический характер, и в настоящее время потепление заканчивается. Воздух в Арктике похолодает, видимо, достаточно скоро, но пройдет несколько лет, прежде чем ледовое покрытие откликнется на это похолодание и достигнет рекордных площадей 70-х годов прошлого века.
— И тогда интерес к Арктике пропадет снова?
— Вопрос правомерный, но надо учитывать не только изменения климата, но и геополитические интересы страны. К сожалению, мы потеряли лидирующие позиции в исследовании Арктики. Ее огромная территория не равнозначна. И в выигрыше оказывается тот, кто первым “найдет золотую жилу” и заявит на нее права. При дележе морских акваторий (не только в Арктике, но и в Мировом океане в целом) учитывается научный вклад каждой претендующей страны. На этом основании устанавливаются, например, квоты на вылов рыбы. Нефтегазовые компании и рыболовные сейнеры теперь не могут, не получив международных разрешений, выйти за пределы 200-мильной зоны, как это было всего 15-20 лет назад.
— Прибрежную зону расширили с 12 миль до 200, и там все самое ценное, включая углеводороды, рыбу. Так стоит ли “замахиваться” на всю Арктику?
— Стоит, потому что есть такое понятие, как статус страны. Исходя из ее интересов надо показывать в Арктике и Мировом океане свой флаг, проводить исследования, тогда, повторюсь, при распределении перспективных зон или квот у нас будет право на них. Ведь далеко не все еще поделено, и прежде всего в Арктике. Да, сегодня добывать нефть из-подо льда, с больших глубин кажется чрезвычайно сложным, но через 10 лет все может измениться. Сланцевую нефть тоже не сразу научились качать. Технологии меняются стремительно, куда быстрее, чем психология людей. И в этом продвижении вперед океанологи рассчитывают на помощь РФФИ. Мы подали заявки на получение грантов в 2015 году и надеемся, что они будут удовлетворены, поскольку результаты прошлых экспедиций получили высокую оценку. Если нам удастся выиграть очередной грант, то мы снарядим экспедицию на большем, чем прежде, судне, где разместим 78 ученых. Проведем комплексные исследования и дополним фундаментальные знания о том, как развивается экосистема Карского моря, а возможно, и моря Лаптевых (экспедиция на 45 суток стоит примерно 48 млн рублей).
— А почему снова Карское море? Остальные моря уже изучены?
— Нет, конечно. Это море интересно по многим причинам. Здесь обнаружены крупнейшие в российской Арктике месторождения газоконденсатов: Ленинградское и Русановское (вместе это 9 трлн куб. м). В свое время начнется их разработка, и надо предоставить компаниям интересующую их информацию. А вблизи Новой Земли находятся могильники радиоактивных отходов, образовавшиеся с 1953 по 1992 год. Здесь лежат знаменитая лодка К-27, два реактора ледокола “Ленин” и много чего еще. На сегодняшний день, как свидетельствуют полученные данные, радиоактивных утечек нет. Но необходимы глубокие, во всех смыслах, исследования возможных последствий утечек и распространения радиоактивных загрязнений. И в этом мы также рассчитываем на содействие фонда.
— С будущим годом понятно, а что в перспективе?
— Мне хотелось бы сохранить отечественную школу биоокеанологии, существующую в нашем институте и принесшую нам мировую славу. Вместе с опытными учеными самых разных специальностей “школьники” решают фундаментальные и прикладные проблемы, стоящие перед нашей страной, по использованию безграничных ресурсов Мирового океана. Надеюсь, что школа поможет и дальше воспитывать творческую молодежь, и хорошо, если РФФИ нам в этом поможет. А еще нельзя забывать о романтике нашей профессии: ведь мы изучаем не что-нибудь, а Океан!
Юрий ДРИЗЕ
Фото Михаила ФЛИНТА
и Андрея МОИСЕЕВА
Нет комментариев