Изобретая будущее. Кризис принуждает к инновациям.

Наступая на грабли

Как всегда, в конце Санкт-Петербургского международного экономического форума организаторы порадовали сообщением, что в его рамках заключено контрактов на рекордную сумму, на этот раз в 293,4 млрд рублей. Подумалось: подсчитать бы, сколько слов было сказано за три дня дискуссий, брифингов и деловых завтраков, переходивших в не менее деловые обеды, и какова критическая масса для превращения их в материальную силу. Ведь многие темы обсуждаются из форума в форум на протяжении многих лет и стали поистине вечнозелеными. Плодов бы дождаться — в виде возвращения мирового интеллектуального лидерства с подобающими дивидендами на глобальном рынке!
Но примем в расчет и пользу публичных экономических дискуссий, вроде той, что на открытии форума затеяли первый вице-премьер Игорь Шувалов, президент, председатель правления Сбербанка Герман Греф и декан факультета свободных искусств Санкт-Петербургского госуниверситета Алексей Кудрин, давая “Честные ответы на злободневные вопросы” (название панели).
Телеканалы нас от столь острых блюд отвадили, приучая к мысли, что все в стране делается грамотно и если бы не падение цен на нефть да происки врагов… Недаром бывший министр финансов Кудрин сетовал на низкий уровень медийной и политической конкуренции в стране, мешающий выработке верного экономического курса, и усилившийся напор законодательных притеснений для бизнеса.
Шувалов убеждал в своевременности и правильности принятых правительством антикризисных мер, а Греф возражал ему, срывая аплодисменты огромного, немного чопорного зала: кроме антикризисной программы, нужен взгляд на перспективу — в какой экономике будут жить наши дети. В ряде стран и регионов на смену индустриальной и постиндустриальной, основанной на сфере услуг экономике уже приходит принципиально иная модель, напрямую использующая человеческий интеллект. Это новейший тренд, те, кто в него попал, зарабатывают бешеную прибыль. И обсуждать надо не вчерашние проблемы, а то, как нам этому тренду соответствовать.
Впрочем, по “вчерашним проблемам” банкир тоже прошелся: кризис — всегда результат плохого менеджмента. Да, есть внешние обстоятельства. “Но коллеги, — обратился он к присутствующим, — это что, для нас большая неожиданность, мы не знали, что существуют колебания на сырьевых рынках? Знали. Что сделали?” Честный ответ на этот злободневный вопрос он тоже дал: сегодняшняя ситуация — результат длительного накопления структурных диспропорций в экономике, уточним, допущенных нынешней командой управленцев.
Жаль, к участникам этой дискуссии-консилиума не мог подключиться академик Абел Аганбегян, выступавший позже на другом подиуме, — он существенно дополнил диагноз. Ученый отметил, что еще с 2013 года, то есть до падения цен на нефть, до событий на Украине и до последовавших санкций, наша экономика после трех лет относительного подъема перешла в стадию стагнации, которая уже с 2015 года обернулась глубокой рецессией.
Оперируя статистическими данными на май 2015 года (тотальное снижение объемов ВВП, инвестиций в основной капитал, внешнеторгового оборота, реальных доходов населения и, может быть, самое тревожное — начавшаяся депопуляция, то есть превышение смертности над рождаемостью), академик заключил, что при сочетании стагнации, рецессии и подскочившей инфляции Россия попала в неприятную полосу стагфляции, которая хуже обычного кризиса, так как не содержит внутри себя предпосылок для его преодоления, а значит, может затянуться лет на пять. И потому, наряду с антикризисными планами, о которых говорил первый вице-премьер, нужны долгосрочные сценарии оздоровления экономики. Иначе потом будем снова сетовать на упущенные возможности.
Догонять — бесперспективно. Поэтому президент России выдвинул Национальную технологическую инициативу с горизонтом планирования в 15-20 лет — ей на форуме был посвящен специальный брифинг. НТИ, как рассказал директор направления “Молодые профессионалы” Агентства стратегических инициатив Дмитрий Песков, фокусируется на рынках, еще только формирующихся, на которых российские компании — “национальные чемпионы” — получат значимую долю. Разработчики — этакие гости из будущего, которые должны разглядеть его ростки в настоящем.
Уже прорабатываются “дорожные карты” по развитию семи сетевых перспективных рынков. Три из них транспортные — распределенные системы беспилотных летательных аппаратов, морских судов без экипажа и автотранспорта без водителя, другие связаны с науками о жизни, с человеко-машинными коммуникациями, с энергетикой и продовольствием. Ведется поиск молодых лидеров и команд “на вырост”, проводятся форсайт-исследования, обретают очертания платформы новых технологических укладов для генерации профессий послезавтрашнего дня.
Ясно, что в контексте опережающего развития нашим ориентиром должна быть экономика знаний, о чем в рамках еще одной дискуссии убедительно говорил генеральный директор, председатель правления Российской венчурной компании Игорь Агамирзян. Суть его выступления: любая индустрия формируется с появлением инструментальной базы ее поддержки. Для экономики знаний таким инструментом стали информационные технологии. До появления вычислительной техники знания были народным промыслом, как вязание на спицах до появления ткацких фабрик. Программист — пролетарий нового мира, именно он создает основную добавленную стоимость. И тренд состоит в том, что центр ее создания смещается из производства в инжиниринг и дизайн.
Приближать будущее можно по-разному: увеличить льготы для инвестиций в науку, создавать инфраструктуру инноваций (бизнес-инкубаторы, акселераторы, технопарки), которая ускоряет процесс монетизации знаний. И уж конечно, обеспечить повсеместный доступ к Интернету — в ряде российских регионов, где произрастает будущая элита нации, он неустойчив или вовсе отсутствует. Отвечают этому тренду и соглашения, которые подписал на форуме руководитель ФАНО Михаил Котюков с корпорацией IBM о проведении фундаментальных и прикладных исследований с применением облачных платформ и Внешэкономбанком — о поддержке технологических инноваций. Последнее, что характерно, бессрочное.
Не стоит щеголять лукавой фразой, что кризис — наилучшее время для обновления. Как выразился мастер метких формулировок Герман Греф, для управленцев кризис действительно мощный стимул к переменам, но их предельно осложняет дефицит средств. Успешные люди идут на перемены во избежание кризиса, а неуспешные, когда их жизнь прижимает к стенке. Мы не очень успешны в переменах, заключил финансист, начинаем действовать лишь в ситуации безысходности.
Об одном из таких ритуальных действий сразу после форума высказался проректор по научной работе Санкт-Петербургского экономического университета профессор Александр Карлик: “Хорошо, что мы быстро отреагировали (на санкции), запланировав мероприятия по импортозамещению. Но где были федеральные и региональные органы управления ранее? Ведь ученые-экономисты давно предупреждали о необходимости уходить от закупок готовой продукции за рубежом. По импортозамещению мы прошли уже четыре кампании: с 1993 по 1994 год, в 1998 году, в 2004-м, с 2008 по 2009 год, и вот сейчас. Все это прекращалось, как только повышалась цена на нефть”. Отсюда и парадоксальный вывод: “Единственное, чего я боюсь сейчас, так это скачка цен на “черное золото”.
Умные, но непрактичные
Панельная сессия “Инвестиции в науку — фундамент будущего” также напомнила старые песни о главном: как сделать, чтобы наша наука была востребована экономикой и обществом.
Глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов начал с очевидного: наука — основа прогресса. После чего признал, что в реализации научных достижений мы всегда были слабы, что, несмотря на отдельные успехи (Атомный проект, освоение космоса), прежняя инновационная система не обеспечивала высокий технологический уровень базовых отраслей экономики, в том числе работающих на массовый спрос. По его мнению, разрыв между условными “лабораторией” и “прилавком” необходимо устранять путем создания институтов развития и переноса компетенций как в части фундаментальной, так и прикладной науки в наши ведущие университеты, чтобы их выпускники вовлекались в исследования и проекты и, переходя на работу в компании, повышали восприимчивость бизнеса к инновациям.
Министр отметил, что “шок без терапии” 1990-х не прошел для науки даром — была утрачена заметная часть ее потенциала, включая интеллектуальный. Текущее лечение заключается в том, чтобы восстановить передовые позиции в фундаментальной науке (именно она — системообразующий элемент инновационной экономики) и вернуть престиж науке как профессии, сделав ее карьерным ориентиром для яркой талантливой молодежи. Реформа РАН — первый шаг в этом направлении.
По словам Д.Ливанова, задача не только в изменении административной модели управления наукой, а в том, чтобы передать главные, в том числе государственные, ресурсы в руки активно работающих ученых. Создание ФАНО и мощных фондов, финансирующих науку, он охарактеризовал как переход от сословно-феодального принципа ее организации к современному, основанному на здоровой конкуренции.
С другой стороны, лишь наличие глобальной конкурентной среды заставит компании заниматься инновациями, повышая производительность труда. А для этого нужно устранить избыточное регулирование, снять административные барьеры, прекратить господдержку заведомо убыточных предприятий. В реальности сегодня мы имеем нечто иное: доминирование государства в экономике и спрос, искаженный системой санкций и контрсанкций, но благо, что министр исповедует рыночные принципы.
Президент РАН Владимир Фортов тоже начал с констатации: сколько лет обсуждаем, как слезть с газовой трубы и с нефтяной иглы, а воз и ныне там. Выпуск инновационной продукции составляет 0,6% в общем объеме — удручающий показатель. Между тем приемлемая инновационная система в стране была: инвестируя в науку впятеро меньше США, мы вели исследования по всему фронту. В связи с чем академик напомнил пословицу: если вы бросаете камни в прошлое, оно может выстрелить из пушки. Похоже, это был ответ и на “феодально-сословную систему”, и на явно несимпатичную ему реформу РАН.
Первый ее этап, который сводился к передаче имущества из одной структуры (РАН) в другую (ФАНО), Владимир Фортов назвал тяжелейшим бюрократическим процессом при чудовищном сопротивлении. Теперь нужно переходить к гораздо более сложному (это после “тяжелейшего”!) второму этапу, который призван доказать, что мучились не зря, то есть продемонстрировать эффективность предложенной системы.
А эффективность определяют амбициозные показатели из майского (2012 года) указа Президента РФ. Напомним: довести в 2015 году долю затрат на исследования и разработки до 1,77% от ВВП (сейчас около 1%), долю публикаций в ведущих научных журналах — до 2,44% (сегодня 1,7%). Плюс намерение первых лиц государства поднять зарплату в сфере науки до уровня, вдвое превышающего средний по регионам (для Москвы и Санкт-Петербурга — до 140 тысяч рублей). Это, как подчеркнул президент РАН, рубежи цифровые, четкие, конкретные, со сроками их достижения.
Владимира Фортова можно понять: он нашел точку опоры в море неопределенности и предложил всем организациям, которые ведают наукой в РФ (а их около 20), сплотиться вокруг этих цифр и не совершать “разного рода маневров по поводу реструктуризации… И не делать другие шаги, мы и так их наделали много”. Трудно не согласиться и с тем, что движение в заданном направлении предпочтительнее шагов взад-вперед или топтания на месте. Вообще, такое последовательное движение называется внятной политикой в научно-образовательной сфере. Как бы ни относиться к реформе РАН, в мае 2012 года речи о ней не было. Теперь новый вектор задан.
Примета подобных дискуссий — выступления менеджеров российских и зарубежных компаний о том, как здорово им работается рука об руку с наукой. Невозможно вывести общую формулу успеха. Вот несколько его составляющих. Это обеспеченная знаниями способность побеждать в жесткой конкурентной борьбе на мировом рынке (как у Группы компаний IBS, в которой 15 тысяч российских инженеров создают продукты, желанные для Дойче банка, автомобильных и энергетических корпораций). Это взаимодействие с университетами, где расчетливые инвесторы черпают не только ноу-хау, но и перспективных специалистов. Это достойное финансирование научных разработок — так, в телекоммуникационном гиганте Alcatel-Lucent оно составляет 17% от годового дохода. Кстати, в его структуру входит знаменитый исследовательский центр Bell Labs, в котором работала добрая дюжина нобелевских лауреатов, тем не менее заказы на R&D размещаются и в локальных центрах компетенции по всему миру.
Нам такие проценты и не снились, а потому Игорь Ахмеров, генеральный директор ООО “Хевел” (совместный проект компании “Ренова” и РОСНАНО по созданию в Новочебоксарске завода по выпуску фотоэлектрических элементов для солнечных батарей), поведал о том, как сотрудничество с наукой (в лице Физико-технического института им. А.Ф.Иоффе РАН) помогает находить решения, позволяющие компенсировать нехватку финансовых и технологических ресурсов.
Многие говорили о необходимости государственной поддержки наукоемкого бизнеса. Формы этой поддержки опять же разнятся: налоговые послабления, создание инфраструктуры инновационной деятельности или государственно-частных институтов на прорывных направлениях. По общему же мнению, от государства требуется культивировать благоприятную для предпринимательства и творчества среду и не мешать, остальное возьмут на себя ученые и бизнесмены. Злободневным в данном случае был бы вопрос, способно ли на это государство, имманентная функция которого контролировать и регулировать все, что движется? Честный ответ на него: государство умное способно.
Президент компании Boeing по России и СНГ Сергей Кравченко, отдав должное оснащению лабораторий наших ведущих вузов, достижениям инжиниринговых и ИТ-компаний, заключил, что единственная альтернатива сырьевой зависимости — экспорт интеллектуальных сервисов. Кравченко привел в пример “страну программистов” Индию, которая, не имея нефти и газа, сориентировалась в 1990-е годы на беспрецедентный по масштабам экспорт ИТ-продуктов и под руководством буквально за одно поколение построила новую экономику. Сегодня индийские компании, получив наряду с громадными заказами на софт инструментарий и средства на их выполнение, сами стали мировыми лидерами по разработке новых технологий в ИТ-банкинге, образовании, медицине, и вскормившие их западные заказчики покупают инновации индийских партнеров.
Верность этих наблюдений охотно подтвердил президент Конфедерации индийской промышленности Сумит Мазумдер, рассказавший, как совместно с государственными органами частные компании, преуспевшие в аутсорсинге, создают почти в 30 штатах центры R&D и предпринимательства, бизнес-инкубаторы и технопарки, отвечая на новые национальные вызовы — справедливое распределение товаров и услуг в интересах общества и сохранение окружающей среды. Индия традиционно была хабом знаний и гордится тем, что на равных может сотрудничать с российскими университетами и академическими институтами.
Это был далеко не единственный, причем абсолютно искренний дифирамб российской науке, но, как говорится, важен контекст. На панельной дискуссии “Экономика знаний — нераскрытый потенциал” Эхуд Барак (на нижнем снимке), в прошлом премьер-министр, министр и внутренних, и иностранных дел, а также обороны Израиля, боевой генерал, ставший генералом от экономики (вот когда пригодился диплом Стэнфордского университета по экономическим прикладным системам!), рассказал о построении инновационной системы в своей стране с помощью бывших российских “мозгов”.
Пошутив, что евреи не любят запаха нефти (Моисей 40 лет водил свой народ по пустыне, пока не нашел единственное место, где ее нет) и поневоле взялись за выработку приоритетов в образовании и науке, он перечислил их поименно: электроника, генная инженерия и медицина, возобновляемая энергетика, опреснение и очистка воды, лесоводство. На 10-15 лет освободили от налогов высокотехнологичные компании, смягчили риски для предпринимателей, участвующих в творческой деятельности, создали атмосферу доверия, в которой никто не боится задавать вопросы старшему по званию и признаваться в ошибках (здесь, как на поле боя, если скрывать их, можно и проиграть).
Население Израиля невелико — двадцатая часть от российского, в науке работает четверть выходцев из России, а в элитных исследованиях участвует треть. Далее цитата: “Когда я вижу, чего они добиваются у нас, то не сомневаюсь, что и у вас могут достичь не меньшего. Этих людей немного, они будут успешными в любой точке земного шара, поэтому им нужно почувствовать свою необходимость здесь и сейчас”. Генерал выразил уверенность, что страна, богатая талантами, а в придачу нефтью и газом, вырулит на лидерскую траекторию. И снова о роли среды: “Надо лишь задать честные, прозрачные правила и строго их придерживаться. Все с этим согласны, все об этом говорят, и в этом ваша проблема: пора уже действовать”.
Доктор Бин Сян — основатель, директор и преподаватель Высшей школы бизнеса, одной из ведущих в Китае, к слову, финансируемой из частных источников, отметил, что каждая страна по-своему идет к экономике знаний и эта диверсификация дает почву для полезных заимствований. Он раскритиковал девиз Олимпиады в Пекине 2008 года “One World, Оne Dream”: единообразие ужасно. Не надо пытаться самому создать все самое лучшее, преуспеть можно, и копируя чужие достижения.
Доктор Бин пояснил, что он не против инноваций, но не следует возводить их в абсолют, погоня за ними иногда ведет к провалу. Что ж, китайцы показали себя талантливыми учениками, в ряде направлений оставившими позади учителей из великой соседней страны. Опять же, последовательность — второе счастье.
Советник президента Фонда “Сколково” Пекка Вильякайнен изображал простака: “Я никогда ничего не изобретал, я не такой умный, я из Финляндии”. Лет 30 лет назад он создал компанию, в которой сегодня работают 20 тысяч человек, и резонно полагает, что ключевой показатель эффективности инноваций — количество созданных на их основе рабочих мест. Поэтому посланец “Сколково” Пекка ездит по российским регионам в футболке с надписью Startup Village (в ней зарулил и на форум) — название придуманной им передвижной конференции по формированию культуры предпринимательства и обмену опытом коммерциализации знаний, сводя наших непрактичных умников с органами местной власти, бизнес-сообществом и институтами развития, в том числе университетами.
Кадры решают сами
Ну и, наконец, вопрос подготовки кадров для экономики обсуждался по обыкновению подробно и на разных площадках, даже в форме “гарвардских дебатов” — с электронными пультами для голосования до и после дискуссии о том, кто же формулирует запрос на специалиста: государство, бизнес, высшая школа, общество, наука и аналитические агентства или… сам обучаемый. Последняя опция неожиданно заняла второе место после бизнеса, что наводит на размышления о важности профессиональной ориентации в условиях свободного выбора на рынке образовательных услуг.
Консенсус был достигнут в том, что даже в условиях кризиса главный дефицит компаний — не деньги, а персонал с нужным набором компетенций. Один из выступавших одобрительно процитировал помощника Президента РФ Андрея Фурсенко: мол, наши университеты хотят готовить Эйнштейнов, а экономике нужны квалифицированные пользователи, инженеры, способные производить на современном оборудовании серийную продукцию. Эта сентенция, приписываемая Фурсенко, стала уже притчей во языцех. Чтобы внести ясность, я спросил его, правильно ли ее воспроизводят, и услышал решительное: “Разу­меется, нет! Смысл моих слов заключался в том, что для создания ракеты нужны творцы, но без армии квалифицированных исполнителей она не взлетит!”.
А теперь экстраполируем этот спор на дистанцию 15-20 лет. Будущие лидеры зарождающихся сетевых рынков AeroNet, MariNet, AutoNet, HealthNet, NeuroNet, EnergyNet, FoodNet сегодня ходят в детсад и начальную школу. Задумаемся над тем, как воспитать их инноваторами, суперинженерами, готовыми к глобальной конкуренции. Бытие в экономике знаний само по себе не гарантия приращения человеческого капитала.
Вот, скажем, компания по выпуску микроэлектроники “Ангстрем” на треть состоит из научных сотрудников, из них 18% имеют ученые степени. Но ее генеральный директор Константин Носов посетовал: даже продвинутый бизнес нацелен на быструю окупаемость вложений, об инвестициях в интеллект мало кто думает. Конкуренция на рынке продукции с зарубежными компаниями, которые тратят миллиарды евро на R&D, проблематична, конкурировать нужно на рынке идей. А для этого, невзирая на текущие трудности, задать финансово обеспеченные приоритеты научно-технологического развития (затронутая тема сразу после форума предметно обсуждалась на заседании Совета при Президенте РФ по науке и образованию!).
Мысль бизнесмена здравая — наметить цели, например в виде технологических стандартов, и достигшим их компаниям предоставлять преференции от государства. Тогда компания сможет формировать перспективный запрос научному сообществу на инновации и образовательному — на кадры. Лишь в рамках долгосрочной стратегии возможно объединить устремления государства, бизнеса, образования и науки, то есть людей из этих сфер!
Сказано же: лучший способ предсказать будущее — изобрести его.

Аркадий СОСНОВ
Фото с сайта
http://forumspb.tassphoto.com

Нет комментариев