Похоже, главным своим званием один из самых уважаемых российских ученых и политиков Евгений Максимович Примаков, с которым недавно простилась страна, считал звание “академик”. И соответствовал изначальному, коренному, смыслу этого слова: “мудрец”, “философ”, все свои действия и решения поверяя трезвым разумом и высочайшей нравственной планкой.
У двери его кабинета №1451 в московском Центре международной торговли, где он работал последние годы, так и значилось: “Академик Примаков”, хотя могло быть написано что-нибудь “покруче”. Мало ли титулов было у экс-премьера, бывшего главы внешней разведки, президента Торгово-промышленной палаты и т.д., и т.п.! В этом скромном, но со вкусом оформленном кабинете довелось побывать и нам, журналистам газет “Поиск” и “Наука Урала”.
Было это в конце 2012 года, после того как стало известно, что Евгению Максимовичу за выдающиеся достижения в области теории и практики международных отношений присуждена общенациональная неправительственная научная Демидовская премия. Мы с женой и коллегой Еленой по сложившейся традиции вот уже много лет готовим спецвыпуски о новоиспеченных лауреатах этой награды, стараемся у каждого взять большое интервью.
Но тут, конечно, возникли сомнения: найдет ли время столь занятой человек, надо ли его беспокоить? Тем не менее, особо ни на что не рассчитывая, мы подготовили вопросы и отправили на электронный адрес помощнику академика. И буквально через день-два, к нашему удивлению и радости, пришел ответ: “Евгений Максимович ждет Вас 14 декабря в 15.00 по адресу: Краснопресненская наб., 12, шестой подъезд, четырнадцатый этаж”.
Из Екатеринбурга до Краснопресненской доехали оперативно, Евгений Максимович, улыбающийся, бодрый (хотя уже тогда самочувствие его оставляло желать лучшего), встретил у дверей кабинета, поинтересовался, как добрались. Разговор длился чуть больше часа, был сжатым, но насыщенным. Успели поговорить о многом – выяснили мнение Примакова об Урале и вообще о “немосковских” регионах страны (к ним он относился замечательно), узнали о его конфликте с Борисом Ельциным и даже обсудили обстановку на Ближнем Востоке. А когда время аудиенции вышло, Евгений Максимович полушутя спросил: “Ну что, дал я вам интервью?”. И сразу, без лишних слов, стало ясно: наш временной лимит исчерпан (скорее всего, как мы поняли, в связи с состоянием здоровья собеседника).
Я потянулся было за фотоаппаратом, но он на него как-то так глянул, что опять же моментально до меня дошло: лишний блеск вспышки ему не нужен (к счастью, у нас уже имелся хороший фотопортрет работы нашего коллеги Сергея Новикова, варианты которого до сих пор не публиковались). Потом была короткая переписка, опять же через помощника Дмитрия Шиманского, касающаяся текста беседы, и в ней — комплименты по поводу качества наших изданий (надеюсь, не только дипломатические).
Эта встреча стала для нас большим событием, запомнилась навсегда, а интервью вызвало отклики читателей, по которым чувствовалось: люди искренне ценили его, следили за каждым его словом. Потому что понимали: Примаков всегда был озабочен не столько личной карьерой и геополитическими векторами, сколько судьбами соотечественников. Это красноречиво подтверждает и дальнейшая судьба его Демидовской премии. На торжественную церемонию вручения награды, опять же из-за проблем со здоровьем, он приехать не смог, но подготовил и прислал текст лекции для Демидовских чтений под заголовком “Россия в современном мире”, который озвучил его ученик академик Александр Дынкин. А причитающиеся премиальные деньги, особо не афишируя, перечислил в детские дома уральских городов Карпинска, Первоуральска и Нижнего Тагила — на обустройство там компьютерных классов.
Евгений Максимович ушел, а проблемы в мире и стране, над которыми он размышлял и которые пытался разрешить, остались и усложнились. Справятся ли с ними без него нынешние политики, найдутся ли среди них настоящие академики, мудрецы — вопрос, волнующий сегодня всех. Но от Примакова осталось наследие его ума, творчества, жизнелюбия, величайшей порядочности. И ему, как сказал на церемонии прощания его внук журналист Евгений Сандро, “еще предстоит поработать на нас нравственным ориентиром”.
Андрей
ПОНИЗОВКИН
Фото Сергея
НОВИКОВА
Из “Демидовского” интервью (декабрь 2013 года)
— Наряду с большой политикой вы постоянно занимались большой наукой — сочетание не столь уж частое. Но сначала было арабское отделение Московского института востоковедения. Почему именно туда вы пошли учиться, что определило ваш профессиональный выбор?
— На самом деле, в этом был элемент случайности, как нередко бывает в молодости. Я очень хорошо сдал вступительные экзамены, а на востоковедение был самый большой конкурс, и я его проходил. Тогда было расширено китайское отделение, поскольку активно развивались отношения с Китаем, и туда поступить было проще. Я решил не искать легких путей. Помню, профессор Евгений Александрович Беляев, крупнейший исламовед, который принимал у меня вступительные экзамены, пошутил: “Вам, наверное, мерещатся пустыни, верблюды…” Я не очень понял тогда, что он хотел развенчать в моих глазах поверхностные представления об арабистике, но шутка укрепила решимость учиться именно там.
— Вы работали в правительстве уральца президента Ельцина…
— К Ельцину у меня отношение сложное. …Назначая меня на должность начальника Службы внешней разведки в штабе СВР, он сказал: “Примаков был единственным человеком в Политбюро ЦК КПСС, который не делал мне гадостей”. То есть сначала между нами все складывалось идеально. Меня он уговаривал возглавить будущее ФСБ, затем усиленно — Министерство иностранных дел, потом — стать главой правительства. Я трижды отказывался — время было очень тяжелое, и вообще сам я никуда переходить не хотел: меня, что называется, вела судьба. Но после того, как согласился, Ельцин резко изменил ко мне отношение. Не знаю уж, под чьим влиянием — может быть, ближайшего окружения или “семьи”, — но он заподозрил, что я хочу чуть ли не занять его место.
— И это была основная причина вашей отставки?
— Почти уверен, что да. Потом, некоторое время спустя, мы встретились, и я спросил: “Борис Николаевич, вы действительно думаете, что я хотел стать президентом?” Он ответил: “Нет. Но зачем вы про это пишете?”. Я ответил, что пишу только о том, что, как говорится, имело место быть. Такая вот история. Ельцин вообще был фигурой сложной — независимо от наших личных взаимоотношений. У него было много недостатков, но и несомненных достоинств.
Из лекции “Россия в современном мире” (февраль 2013 года)
…Если сегодня говорить о роли России в современном мире, то невозможно обойти вниманием не только ее самую большую территорию, несметные богатства полезных ископаемых. Рост могущества России может и должен быть обеспечен интеллектуальными возможностями россиян. Вклад Урала в экономический и научно-технический потенциал России огромен… Хотел бы подчеркнуть: сегодняшний Урал доказывает истину, что российское могущество прирастает именно регионами или, как говорил Михаил Васильевич Ломоносов, “Сибирью и Северным океаном”.
В общем и целом, наша страна обладает всеми возможностями, способными обеспечить процесс модернизации экономики, ее многостороннее инновационное развитие. Но не все это происходит так быстро, как хотелось бы. Почему?
…Россия — не изолированный остров в глобализирующемся мире. …Мы, к сожалению, подвержены действиям кризисных процессов, развивающихся в других странах, особенно в ЕС. Но мы не можем оставаться в стороне от главных позитивных тенденций окружающего нас мира. А здесь совершенно очевидна тенденция вывода на первый план человеческого капитала. С этой целью особое внимание уделяется образованию, науке, медицине. Приведу несколько цифр. В расчете на душу населения США в 2010 году тратили на образование 3,6 тысячи долларов, Япония — 1,5 тысячи, Бразилия — 550 долларов. У нас — 400 долларов. Государственные и частные расходы в США на науку в расчете на одного исследователя составляли 293 тысячи долларов, в Японии — 264 тысячи, в Китае — 74 тысячи, в России — 39 тысяч. При этом научных работников в США в три с половиной раза больше, чем в России.
…Дело также в том, что в других государствах превосходство над нами в области развития “человеческого капитала” в значительной степени обусловлено вложениями не только и не столько государства, но и частного бизнеса, некоммерческих организаций. У нас — совсем не так.
Нет комментариев