Минуло два года с момента принятия закона о реформировании государственных академий наук. Что произошло за это время с академическим исследовательским сектором, какие достигнуты результаты, куда двигаться дальше? Чтобы получить ответы на эти вопросы, информагентство REGNUM пригласило посвященных людей на круглый стол. Любопытно, что, сославшись на занятость, на мероприятии не сочли необходимым присутствовать представители Министерства образования и науки — главного идеолога преобразований. Впрочем, и без них встреча была весьма содержательной. Предлагаем вашему вниманию выступления участников круглого стола “Какая наука нужна России? Итоги двух лет реформирования РАН” с некоторыми сокращениями.
Владимир ИВАНОВ, заместитель президента РАН:
— Можно ли назвать реформой то, что произошло? Если посмотреть в любой толковый словарь, увидим, что “реформа” — это некоторые изменения, которые не меняют сути. Мы же получили принципиальные изменения сути РАН, которая из научной организации мирового уровня должна превратиться в экспертное сообщество…
Откроем самый первый, петровский, Устав российской академии. Для чего она создавалась? Для развития государства! …Это — основной посыл. Так каким путем мы идем дальше? Деньги любой ценой? Наука не нужна? Известно, что самый рентабельный бизнес — криминальный, а в наукоемкие производства надо и деньги вкладывать, и время. Если рассуждать так, то реформа логична и оправдана…
Сейчас мы стоим на развилке — в точке бифуркации. Надо понять, куда мы пойдем дальше. Либо мы продолжаем двигаться тем же путем, под диктовку ВШЭ и Академии народного хозяйства (кстати, они приняли большое участие в подготовке идеологии ФЗ № 253), либо будет принята другая политика, долженствующая обеспечить суверенитет государства во всей его полноте: экономической и политической.
В первом случае наука будет нужна только в вузах и больше нигде, чтобы готовить квалифицированного потребителя. Во втором — наука будет нужна как ведущая производительная сила, как оно есть во всех развитых державах.
Роберт НИГМАТУЛИН, член Президиума РАН, академик РАН:
— Наука должна быть уважаема. Товарищ Сталин читал письма Капицы. Я сейчас не могу представить, что мои письма будет читать президент страны…
Слово “реформа” вообще стало бранным. Реформы должны быть очень редкостным явлением, очень постепенным, обсужденным, с согласия всего сообщества. У нас же все не так…
Последнее десятилетие у нас в России идет поступательное разрушение социальной сферы. В Конституции написано, что мы — социальное государство. Ничего подобного! Никакого отношения к социальному государству Россия не имеет!.. Страна наша больна, и научное сообщество больное. Сегодня невозможно ставить крупных задач…
Мы должны демонстрировать интеллигентное отношение к власти, к сожалению. Хотя душа моя отдельная, может, и рвется на баррикады! Но как сообщество мы не должны выступать против власти! И не надо этого требовать. Мы кабинетные способные люди. Никогда ни в какой стране научное сообщество не выступало против власти. Мы должны надеяться на первое лицо: батюшка царь! Но когда получаем ордена, опять же должны сказать не только “спасибо”, но и о том, что нужно в нашем Отечестве делать.
Аскольд ИВАНЧИК, заместитель председателя Совета по науке при Министерстве образования и науки РФ, член-корреспондент РАН:
— Совет по науке был одним из первых, кто высказался резко против реформы РАН, но добиться ничего не удалось, поскольку решение было принято заранее.
Главным вопросом, который решался при проведении реформы РАН, был вопрос о том, кто будет управлять наукой: ученые или чиновники. Во всех странах и ученые, и чиновники неизбежно участвуют в управлении наукой. Это понятно: фундаментальная наука развивается на государственные средства, и чиновнику нужно решать, на какие исследования их давать, на какие нет. Чиновник не обладает достаточной компетенцией, чтобы понять, где настоящий ученый, а где жулик. Поэтому чиновник прибегает к качественной экспертизе, которую могут сделать только ученые.
Реструктуризация РАН — пример, когда интересы чиновников и ученых противоречат друг другу. Если чиновник в управлении имеет тысячи объектов — управлять ими сложно. Отсюда стремление сократить их количество. Для ученых же, наоборот, чем больше разнообразие и чем меньше структура, в которой они работают, тем лучше…
Реформе РАН предшествовала примерно десятилетняя борьба между научным сообществом и чиновничеством по поводу того, кто будет управлять наукой. Это — общемировая ситуация. Везде чиновники стараются расширить зону своего влияния. В других странах, как правило, такие попытки удается отразить. Но ни в одной из стран нет такой ситуации, когда чиновники решают все. И вот Россия теперь такая страна: в результате проведения реформы научное сообщество практически полностью устранено от принятия решений.
В моем представлении, создание Совета по науке и было попыткой со стороны Минобрнауки найти альтернативный РАН центр экспертизы, выражающий мнение научного сообщества. Однако стало очевидным, что этот орган скорее солидарен с академическим сообществом, нежели с министерством. Тем не менее существование совета лучше, чем ничего. Многие предложения Минобрнауки удается улучшать в ходе обсуждения. И министерские чиновники это понимают, прислушиваются к мнению совета.
…Меня беспокоит, что, когда заходит речь о приоритетах развития науки, в них всегда отсутствуют фундаментальные исследования. Все задачи, которые перечислены в числе приоритетных для государства, — прикладные. О фундаментальной науке в этом контексте всегда забывают, что имеет очень неприятные практические последствия. Ведь условия финансирования многих программ (и просто грантов) не применимы к фундаментальной науке. Получается, что на словах фундаментальную науку признают все, но, когда доходит до дела, о ней забывают.
…Определить, что является приоритетом фундаментальной науки, невозможно. Она развивается по собственным законам, и давать ей задания нельзя — это бессмысленно. Никогда нельзя предсказать заранее, какая разработка в рамках фундаментальной науки окажется перспективной. Поэтому приоритетным направлением нужно признавать всю фундаментальную науку без выделения тематик.
Руслан ГРИНБЕРГ, научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН:
— Первый результат двух лет реформы — засилье бюрократии. Количество отчетов, критериев, форм для заполнения выходит за пределы разумного… Грустно.
…Нас убеждают в необходимости коммерциализировать результаты нашей плодотворной научной деятельности. Тогда я спрошу: сколько стоила теорема Пифагора? Отвечу: нисколько она не стоила и никому не нужна была. Но, как сказал один американский физик, уравнение Максвелла окупило все затраты на фундаментальную науку всех 200 государств на ближайшие 200 лет (имеется в виду электричество. — А.С.). Понимание этого феномена фундаментальной науки никак не может проникнуть в души людей, принимающих решения.
И это не случайно. У нас не социальное государство. То есть формально социальное, но на самом деле плутократическое. Царство богатых в принципе не заинтересовано в том, чтобы существовала независимая наука, которая могла бы противоречить определенным установкам…
Я спрашиваю: что понимается под структурными реформами? И в ответ всегда либо тишина, либо невнятные разговоры об освобождении от государственного финансирования. Поэтому не будет преувеличением сказать, что это установка на то, что, родившись, человек от роддома до могилы должен сам за все платить. Это так архаично и недостойно великой страны, что хочется просто развести руками.
Сопротивление всему этому безумию практически нулевое. А в подобной ситуации возможны всякие эксперименты. Как говорится, дитя не плачет — мать не разумеет. И если мы не проявим какую-то солидарность, то фактическое исчезновение РАН станет уже свершившимся фактом…
Мы здесь говорим, очень страстно… Но ничего не решили, ничего не сделали… Гражданская позиция РАН нулевая. Это грустно. Но она должна быть!
Виктор КАЛИНУШКИН, председатель Профсоюза работников РАН:
— За два года реформирования РАН не так много плохого произошло — благодаря тому, что был объявлен мораторий и во главе ФАНО встали более-менее разумные персоны, не осуществляющие резких движений. Бюрократия только выросла непомерно…
Но люди боятся того, что реструктуризация — первый шаг к сокращениям. Заявлено и будет прописано в межотраслевом соглашении, что реорганизация институтов — не основание для сокращений. Но все равно боятся. Нет доверия не только между чиновничеством и крупными учеными в плане того, как управлять наукой. У ученых — ноль доверия к любым практическим действиям со стороны руководства страны, со стороны чиновников, управляющих наукой… Трудно так работать.
Самая главная проблема — недостаточное финансирование… К сожалению, есть тенденция как бы решить проблему заработной платы, не увеличивая финансирование, а уменьшив в три-четыре раза количество ученых!
На грани срыва жилищная программа. Ее раньше критиковали, обвиняя РАН, а сейчас она вообще на грани срыва. Сломали одну структуру, другой не создали — вот всё и посыпалось.
Я твердо убежден, что для решения тех задач, которые ставит перед нами Президент РФ, нужна массовая наука. Небольшие группы ученых не решат проблем, как бы хорошо они ни были оснащены технически. При этом не видно, чтобы руководство страны действительно серьезно озаботилось тем, чтобы наша наука выполнила те задачи, которые перед ней ставят: укрепление обороноспособности, импортозамещение, переход страны на инновационный путь развития…
Но профсоюз борется. Мы вместе должны оказывать сопротивление всем попыткам нанести очередной удар по науке. Честь должна быть сохранена.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ, вице-президент Нанотехнологического общества России:
— Мне кажется, что наши руководители слишком много читали научной фантастики и сказок. Химера — это гибрид змеи, льва и козла. Вероятно, наши руководители, а именно: Медведев, Голодец и Ливанов, решили породить химеру, соединив три академии… И она возникла. Если скрестить ужа с ежом, получается два метра колючей проволоки! Они ее получили!
…Слияние разных институтов, разных подходов… Это — бред! Зачем нам уменьшать разнообразие? В теории управления одной из принципиальных задач является именно управление разнообразием. Сила РАН — в разнообразии!
Тут говорят: ничего страшного не произошло. Произошло очень страшное — мы потеряли историческое время! Мы потеряли два года!
…В полемическом задоре Ленин говорил, что каждая кухарка может управлять государством. А вот ФАНО решило экспериментально проверить, может ли помощник по хозяйственной части управлять наукой. Я глубоко уважаю помпохозов! Но в страшном сне не могло присниться, что тысячью институтов трех академий будут управлять помпохозы! Все, что они могут, — это сливание и разливание институтов…
В нашем государстве установился либерально-олигархический строй, который вообще в науке не нуждается… Минобрнауки не хочет, чтобы наука решала задачи. Оно хочет, чтобы индекс цитируемости с 2,15 вырос до 2,44. Давайте честно скажем: произведен разгром, а никакая не реформа РАН. При равнодушии общества, при равнодушии самих ученых.
Арнольд ТУЛОХОНОВ, представитель Республики Бурятия в СФ РФ, член-корреспондент РАН:
— В вину РАН ставилась неэффективность управления. Что мы имеем сегодня? РАН — без институтов. ФАНО занимается имуществом, Минобрнауки занимается вузами, РНФ занимается грантами. Спросить не с кого. В стране никто не отвечает за науку.
Хотел бы вспомнить нашу недавнюю историю. Сталин в 1947 году сделал для кандидатов и докторов наук зарплату, которая многие десятилетия была самой высокой в стране, не говоря уже о том, что академики получали больше всех в СССР. Не слишком грамотный Хрущев в 1957 году создал Сибирское отделение АН, понимая, что развивать Сибирь без АН невозможно…
Что делает господин Ливанов? Я его спрашиваю: какими мероприятиями вы подкрепляете лозунг президента (о приоритетном развитии экономики Сибири и Дальнего Востока. — А.С.)? Он ответить даже не может, потому что у него в глазах голубая мечта закрыть под видом неэффективных вузы и отделения РАН в Туве, Бурятии, в Благовещенске, Чите и т.д. Только что я вернулся из Новосибирска. Академик Скринский говорит, что за 15 неполных лет у него уехало 300 молодых научных сотрудников…
Пространственное планирование Арктики — это вообще трагедия. Каким образом можно обсуждать пространственное планирование, не имея судов, не имея науки?! У меня другое предложение: не трогать Арктику, пока у нас не будет научно обоснованной оценки рисков. Если мы там натворим то, что натворили американцы в Мексиканском заливе, все только обрадуются провалу России…
И конечно, мы должны сохранить старшее поколение ученых. Сегодня оно — последний оплот советской науки, которое все знает и умеет. Если эти люди уйдут, не оставив после себя следа, больше ничего не будет! Придут молодые, не помнящие родства и… Продавать синхрофазотрон они, наверное, не будут, но найдут, что продать. Я написал письмо Асееву о том, что надо немедленно готовить новый корпус директоров институтов…
Хотелось бы, чтобы из нашей беседы не плач Ярославны родился, а появился некий документ, который вы мне дали бы как члену Совета Федерации… За нами сегодня даже не Москва, за нами — Россия! Отступать-то нам некуда…
Александр ШВЕЦОВ, заместитель директора Института системного анализа РАН:
— Мы единодушны в том, что реформа РАН запустила уничтожение, схлопывание академической науки в России. Но я хотел бы обратить внимание вот на что: мы привычно адресуем упреки вовне: правительству, чиновникам, министерству… Но ведь велика доля вины самой РАН. Двадцать лет реформирования прошли при полной инфантильности и руководства РАН, и основного ее тела. Консолидированной, обоснованной, наступательной позиции научного сообщества абсолютно не было. Просто сдались на милость победителю.
…Мы привычно оглупляем реформаторов, говоря, что, мол, они не понимают, что делают, несмышленыши. Но это не так! Нужно понимать, кому это выгодно, каковы мотивы поведения сторон, вовлеченных в этот общественно-социальный, общественно-политический процесс. Здесь пересекается масса интересов, и они очень различны.
И сами академики во многом оказались “по ту сторону баррикад”. Посмотрите, сколько наших оказалось в ВШЭ, в РАНХиГС. Происходит замещение академической науки советского времени, которая была лицом державы, иными научными центрами и коллективами. Они просто успешнее, и нас это бесит. Они умеют работать с властью и с бизнесом, умеют, так сказать, прижаться щекой к сапогу власти…
В ФАНО происходит метаморфоза. Первоначально оно пришло как разрушитель РАН, как субъект, призванный нанести вред (по восприятию академии). Потом агентство стало окормлять свою паству. В ряде вопросов оно даже становится в оппозицию к Минобрнауки. Но теперь ФАНО понимает, что академические институты являются золотым запасом, на котором оно может развить свой бюрократический вес.
Агентство начало реструктуризацию бывших академических институтов (сохранивших буквы РАН). Главная цель этого процесса — уменьшение числа объектов управления. Но не единственная. РАН по-прежнему располагает огромным имущественным комплексом. Здесь очевиден материальный интерес.
Хотя финансирование РАН сокращается, но пока это вполне осязаемая сумма, за которую стоит побороться. Чем меньше пойдет денег по линии РАН, тем больше денег двинется по линии альтернативных исследований — это университеты и, например, те же ВШЭ и РАНХиГС. Они имеют статус правительственных консультантов, являются мозговыми центрами сегодняшней власти…
Какая же наука нужна России? Это вопрос не нашего выбора. Это вопрос выбора общественного. Какое у нас общество и государство, такой будет и наука. Если “вперед и выше”, тогда без работы мы не останемся. Если иначе, получим трагедию тотальной невостребованности науки как общественного института.
Подготовил
Андрей СУББОТИН
Фото Николая Степаненкова
Нет комментариев