Гореть будем? Повторится аномальная жара — повторятся и пожары.

Вспоминая прошлое лето, мы с тревогой думаем, не повторятся ли и в этом году несносная жара, сушь, смрад от горящих торфяников? Самое время обратиться к специалистам, занимающимся проблемами изменения климата Земли, его воздействием на население и природу Земли. Сегодня на вопросы “Поиска” отвечает директор Института водных проблем Российской академии наук член-корреспондент РАН Виктор Данилов-Данильян.

— Виктор Иванович, случалось ли в Центральной России что-либо подобное лету 2010 года с его аномальным антициклоном, долго “висевшим” над Центральной Россией?
— Сравнение напрашивается само собой: лето 2010 года и лето 1972 года в Центральной России по нескольким важнейшим признакам на удивление схожи. Пространство, охваченное засухой 1972 года, было примерно таким же, как и в прошлом году. На обширной территории последние грозы, смочившие землю дождем, прогремели в первой декаде июня, как и в 2010-м. Наступившая жара была отмечена температурными рекордами — шесть раз за конец июля и в августе температура в Москве поднималась до +36оС. Пусть в 2010 году подобных рекордов было больше, но сам по себе феномен вполне аналогичен. Зато по другому параметру — продолжительности отсутствия осадков — 1972 год обгоняет 2010-й.
В том году мы встретились с новым явлением в климатической системе Земли. Период квазистационарного функционирования этой системы перешел (и такое случилось далеко не в первый раз за время существования планеты) в период нестационарности, более быстрых изменений, в фазу неравновесия.
— Почему торфяники в 2010 году так легко загорались и так трудно тушились?
— Природа с аномальными высокими летними температурами и отсутствием дождей “позаботилась” о том, чтобы доставить нам в прошедшем году очень крупные неприятности. Причем они были многократно усилены действиями людей. В этом нет никаких сомнений: в период с 1920-х по 1980-е годы сделано многое, чтобы торфяных и лесных пожаров было как можно больше, а в 2000-е годы — для того, чтобы тушить их стало как можно труднее.
— А что конкретно сделали люди для усиления пожаров на торфяниках?
— В европейской части, имеющей площадь около 4 миллионов квадратных километров, практически вся территория к северу от центральных черноземных областей заторфована. Это Нечерноземье, на территории которого расположены 32 субъекта Федерации. Общая площадь торфяников к западу от Урала порядка 1 миллиона километров, значительная их часть осушена. Правда, надежные данные о площадях осушенных торфяников и болот отсутствуют, но речь идет о многих миллионах гектаров.
— Зачем проводилось такое массовое осушение?
— Было две причины для осушения торфяников и заболоченных земель, и проводилась эта активная деятельность в два этапа.
Первая кампания началась в 1920-е годы и была связана с планом ГОЭЛРО. На торф смотрели как на важную составляющую топливно-энергетического баланса страны, предполагалось использовать его на крупных ГРЭС, например на Шатурской. Кроме того, он должен был частично заменить дрова для отопления сельских домов, а подчас и городских жилищ, не подключенных к централизованным системам теплоснабжения. Для торфоразработок осушали участки с наиболее мощными пластами торфа, как правило, центральные, срединные участки.
Во всех областях Нечерноземья торф добывался и использовался в немалых количествах, и даже на территории современной Москвы велась разработка торфа. Она давно прекращена, но поселок торфоразработчиков до сих пор сохранился в национальном парке “Лосиный остров”. Общая добыча торфа превышала 70 млн тонн.
Вторая кампания стартовала в 1966 году и была направлена на расширение сельскохозяйственных угодий в нечерноземных областях европейской части России за счет осушения заболоченных земель. Эта деятельность получила новый импульс в 1974 году, когда ей был придан статус государственной программы “Нечерноземье”. Если торфоразработчиков интересовали срединные участки торфяников, то мелиораторы занялись окраинными участками болот. Программе уделялось большое внимание, в 1977 году даже была учреждена медаль “За преобразование Нечерноземья РСФСР”.
— Каков был экономический эффект в сельском хозяйстве от осушения торфяников?
— Отрицательный. Сельское население нечерноземных областей сокращалось с 1930-х годов, особенно интенсивно после войны. Попытки вовлечения дополнительных земель в сельскохозяйственный оборот были совершенно бессмысленными, их некому, да и нечем, было обрабатывать. По указаниям обкомов и райкомов и под их неусыпным контролем осушенные земли все же осваивались, но такие же, если не бóльшие площади традиционных угодий, как правило, более продуктивных и удобнее расположенных, забрасывались и превращались в пустоши.
— А что происходило с осушенными и брошенными торфяниками?
— Сухой торф обладает крайне неприятным свойством: он способен самовозгораться, причем даже при отрицательных температурах, вплоть до -15оС. Пожар, развившийся на обширном торфянике с мощным пластом торфа, человек потушить практически не может, это под силу только обильным атмосферным осадкам или весеннему половодью. Что же касается периферии болот, то здесь самовозгорание не требуется: хватает садоводческих товариществ, дачных кооперативов, туристов, грибников и т.п. с неизбежными кострами, окурками и особенно поджиганием сухого травостоя.
Осушение болот оказывает негативное влияние и на окружающие их территории, особенно на леса, повышая возможность возникновения в них пожаров.
— Каким образом?
— Болота и примыкающие к ним лесные массивы образуют взаимосвязанную систему. Всякое осушение заболоченного участка приводит к понижению уровня грунтовых вод на окружающей территории. Если это понижение невелико, оно может быть даже полезным для леса. Но если уровень грунтовых вод падает так, что происходит разрыв капиллярного сообщения между ними и поверхностным слоем почвы, это оказывает крайне негативное воздействие на окрестные леса: ухудшается их влагообеспеченность, подсыхает подлесок, усиливается возможность возгорания леса от естественных причин. В таком лесу даже в умеренную засуху лесная подстилка может загореться от солнечного луча, сфокусированного осколком бутылки.
— Пожары стали следствием, наверное, не только кампаний 20-х и 60-70-х годов прошлого века?
— К сожалению, и в наше время принимаются не до конца продуманные меры, которые, как позже выясняется, способствуют возникновению пожаров, особенно в период аномально жаркой погоды.
Например, в 2006-2007 годах фактически была ликвидирована лесная охрана. Еще раньше, в 2000-2001 годах упразднен федеральный экологический контроль, а система МЧС, это надо честно признать, была не готова к обрушившемуся на европейскую часть страны бедствию. Противостоять разбушевавшейся огненной стихии огнеборцы в большинстве случаев не смогли. Кстати, наиболее действенным средством, как и в старину, оказалась не “водонесущая” авиация, а встречный пал, только мало кто умеет грамотно его применять, да и не всегда он удается.
Необходимо отметить еще один фактор, из-за которого последствия пожаров оказались гораздо более значительными, чем могло бы быть. Этот фактор  социально-психологический. К встрече с огнем жители наших деревень и населенных пунктов оказались плохо подготовленными. О низком уровне социальной организации в таких сообществах, апатии людей, неспособности к коллективному действию в последнее время вспоминают часто, справедливо связывая все это с фактическим отсутствием в стране гражданского общества. У советских людей вследствие господства общественной собственности развилось представление о том, что государство обо всех позаботится. Многие советские люди разучились защищаться и от стихии, в том числе экономической и социальной. И отсутствие такого умения в известной мере передалось следующему поколению. Особенно это касалось “глуши”. Например, в селах, садовых товариществах, дачных поселках предписывалось иметь противопожарные водоемы, щиты с прикрепленными к ним лопатами, топорами, ведрами. Увы, все это делалось из-под палки, во многих случаях воспринималось как очередное навязывание бюрократической бессмыслицы, не подкреплялось действенными воспитательными мерами. И к тому времени, когда начались пожары, от этих щитов и следа не осталось. Хотя, конечно, ведрами торфяники не потушишь.
— А как вы относитесь к предложениям затапливать их?
— Это вполне разумная идея. Но она требует серьезной подготовки и знания как современного состояния ландшафтных, гидрогеологических и геологических условий торфяных разработок, так и решения вопроса, где брать воду для затопления.
— Есть ли, в принципе, реальные возможности осуществить эту идею?
— Есть, одна из них несколько неожиданная. Специалисты МГУП “Мосводоканал” предложили использовать для обводнения торфяников и предотвращения пожаров в восточной и юго-восточной части Московской области, в частности в Шатурском районе, воды очистных сооружений. Уже проработана техническая возможность использования для этой цели Люберецких очистных сооружений. Я достаточно хорошо знаком с этой работой, и мне кажется, что она заслуживает внимания.
— А многие, не сомневаюсь, заявят, что от этой идеи дурно пахнет — и в прямом, и в переносном смысле. Сточные воды могут навредить природе.
— У меня другое мнение. Разумеется, никто не предлагает использовать эту воду в биосферных заповедниках, но для того, чтобы сохранить природное биоразнообразие рядовых экосистем, она вполне пригодна. Доказано, что ее качество после очистки значительно выше, чем у воды Москва-реки, в которую она затем поступает. А ведь никто не протестует против использования москворецкой воды для борьбы с торфяными и лесными пожарами.
Сегодня наиболее экологично и в то же время экономично проблема обеззараживания сточных вод решается с помощью метода ультрафиолетового облучения. Он был выбран для применения в Москве на основе технико-экономического сравнения различных методов дезинфекции и анализа мирового опыта. Проведенные МГУП “Мосводоканал” промышленные эксперименты с применением отечественного ультрафиолетового оборудования показали его надежность и стабильный эффект обеззараживания, полное соответствие действующим санитарным требованиям.
— Наверное, только такие меры все проблемы не решат?
— Конечно, нет. Работы по предупреждению опасных последствий климатических аномалий не должны иметь случайный “ситуационный” характер. На Западе существует такое понятие “экологическое благоустройство”. Это система мер по улучшению окружающей среды, прежде всего за счет расширения охраняемых территорий, но также и таких, которые облегчают населению жизнь при погодных аномалиях, защищают людей от антропогенных воздействий и т.п. Городские фонтаны, пруды около населенных пунктов или на их территории, скверы, сады, озелененные дворы, бульвары — все эти тысячелетиями известные средства способны не только украсить, но и облегчить жизнь.
Такое экологическое благо-устройство, проводимое на научной основе, и может стать одним из важных элементов защиты от аномальных лет, приносящих массу неприятностей людям и природе.

Михаил БУРЛЕШИН
Фото Николая СТЕПАНЕНКОВА
и Ольги ПРУДНИКОВОЙ

Нет комментариев