Покоряя новые миры

Покоряя новые миры

Академик Михаил Маров (Москва) — ведущий российский специалист в области механики и космоса, в том числе изучения Солнечной системы, планетных исследований, космических и природных сред. Биография Михаила Яковлевича, по его собственному признанию, уникальна: он едва ли не единственный среди ныне живущих знал всех лидеров Атомного и Космического проектов, “трех К”, как их называли, — Курчатова, Королева, Келдыша, с двумя последними тесно сотрудничал. Его фундаментальные и прикладные достижения обрели мировое признание, что подтверждает количество и качество полученных наград. При этом к Демидовской премии у него отношение особое — как к награде, присуждаемой научным сообществом, и не за какие-то отдельные работы, а по общей совокупности заслуг. После окончания МВТУ им. Н.Э.Баумана будущий академик несколько лет работал под Москвой, в закрытом “почтовом ящике”, который вскоре влился в знаменитое ОКБ-1 под руководством С.П.Королева — нынешнюю ракетно-космическую корпорацию “Энергия”. Там он занимался ядерной физикой, имевшей непосредственное отношение к ядерной энергетике в космосе, много времени проводил на реакторе и в 1958 году получил дозу радиоактивного облучения. “К счастью, в дальнейшем на здоровье сильно это не сказалось, но врачи посоветовали уйти из экспериментальной физики, — вспоминает Михаил Яковлевич. — После чего я и занялся собственно “космической” наукой, непосредственно связанной с механикой, под руководством замечательного ученого, академика Бориса Викторовича Раушенбаха”.В КБ Королева Раушенбах (кстати, лауреат Демидовской премии 1994 года) трудился над системами ориентации и стабилизации космических аппаратов, и Маров участвовал в разработке этих систем для лунных и планетных проектов. Потом был период непрерывных командировок на ракетные полигоны, где он анализировал причины аварий с космическими аппаратами. А в 1962 году, после полета Гагарина, когда между СССР и США стартовала “лунная гонка” — борьба за первенство в освоении Луны, в жизни Марова началась новая, колоссальная по своей насыщенности полоса. По приглашению главного теоретика нашей космонавтики академика М.Келдыша он переходит в Академию наук, в отделение Математического института им. В.А.Стеклова, где вновь получает возможность вплотную заниматься наукой, поступает в аспирантуру. И вскоре Келдыш, возглавлявший Межведомственный научно-технический совет по космическим исследованиям при АН СССР, предлагает ему обязанности ученого секретаря этого совета, которые он выполнял без малого 16 лет.

— Много позже один из близких коллег, зная Мстислава Всеволодовича и его довольно крутой нрав, сделал мне шутливый комплимент: “В твою пользу говорит одно то, что он столько лет тебя терпел”, — вспоминает Михаил Яковлевич. — И Келдыш действительно терпеть не мог несобранности, некомпетентности, нечеткости мышления и действий. Я очень быстро это понял и старался, что называется, соответствовать.До сих пор не представляю, как ему удавалось справляться с гигантским объемом задач, решавшихся в тесном контакте с Сергеем Павловичем Королевым, с замечательными главными конструкторами его команды. Очень много общался, работал с ними и я — не случайно меня называли иногда “правой рукой” Келдыша. Такое взаимодействие требовало постоянного “кругооборота” между чистой наукой и практикой, между теоретическим осмыслением и техническим решением сложнейших проблем, которые прежде не решал никто в мире… По существу, все эти годы я выполнял функции ведущего специалиста, каких на Западе называют project scientist, или ученого, обеспечивающего связь между наукой и техникой. 

— Ваша биография выглядит как непрерывное освоение новых миров.

— Это действительно так. Постоянно углубляться в неизведанные области знания, открывать что-то новое — фантастическая, мало с чем сравнимая радость. У меня было много по настоящему счастливых моментов… Один пример. Когда в 1975 году в Центре дальней космической связи в Евпатории из примитивного по нынешним временам самописца поползла бумажная лента, на которой проступали контуры поверхности абсолютно не исследованной тогда планеты Венера, мой близкий коллега, разработчик бортового телевизионного устройства Арнольд Сергеевич Селиванов вдруг сказал: “Послушай, а ведь до нас с тобой этого никто никогда еще не видел…” Такие моменты незабываемы, и ради них стоит жить!Исследования окружающего космического пространства, разработка моделей процессов, происходящих в нем и на небесных телах (планетах, кометах), привели Марова к созданию по существу нового научного направления — механики космических и природных сред. Результаты изысканий в этой области использованы при создании проектов космических аппаратов, они отражены во многих научных работах, в том числе в авторских и написанных совместно с коллегами почти 20 книгах, изданных в таких престижных издательствах, как “Наука”, “Бином”, Kluwer Academic Publishers, Yale University Press, Springer. Одна из них ему особенно дорога. Это книга “Космические исследования”, написанная совместно с М.Келдышем.Был в биографии Марова и период разочарования, связанный с распадом СССР, даже попытка покинуть страну. В 1994 году, когда крушение потерпело большинство отечественных космических программ, планов, академик уехал в США, в Северную Каролину, где преподавал, руководил несколькими проектами, мог получить постоянный профессорский контракт. Многие об этом могут только мечтать, но в его случае это продолжалось недолго.- При всех замечательных условиях жизни, высокой зарплате, многократно превышавшей российскую, мы с женой, возможно, в силу солидного возраста ощущали некий дискомфорт от нового окружения, стиля жизни, культуры, — рассказывает он. — А, кроме того, меня постоянно забрасывали письмами коллеги по моему отделу в институте Келдыша — практически все мои ученики, к которым очень тянуло. И менее чем через два года, в 1995-м, мы вернулись обратно. В материальном смысле жизнь стала постепенно налаживаться. Примерно тогда же я заинтересовался совершенно новым направлением исследований, где суммировалось многое из сделанного прежде. Речь идет о проблемах происхождения и эволюции Солнечной системы и планетных систем у других звезд — экзопланет. Это по-настоящему междисциплинарная область — так называемая звездно-планетная космогония. …Еще одно направление механики, которым я очень увлекся, — турбулентность, причем не обычная, а турбулентность многокомпонентных реагирующих газов, что имеет большое значение при изучении проблем космохимии и космогонии. Одним словом, интересная, содержательная жизнь продолжается.

— Сегодня нашим ученым приходится осуществлять свои планы в контексте кардинальных реформ, когда роль Академии наук радикально меняется. Что вы думаете об этих реформах? И каково, на ваш взгляд, будущее отечественной науки?

— Увы, я с огорчением, а иногда и с возмущением отношусь к происходящему и, как и многие мои коллеги, не понимаю и не принимаю реформ в их нынешнем виде, когда за управление наукой берутся чиновники. Это противоестественно, такого быть не должно. При этом я оптимист и верю в жизнеспособность и перспективы оте­чественной науки.В последние годы в институты РАН приходит все больше молодежи. В отличие от своих сверстников, сидящих в офисах, они не озабочены только бизнесом и набиванием кармана, они желают успеть что-то совершить в своей жизни, познать новое. И в этом смысле наша страна, которую я горячо люблю (не случайно уехал из США), не перестает меня восхищать. Несмотря на пережитые войны, геноцид, социальные эксперименты и существующие проблемы, Россия сохранила культурный, научный генофонд, позволяющий воспроизводить мыслящих, талантливых, творческих людей. Я уверен: страна выйдет из полосы невзгод, ее ожидает прекрасное будущее!

 

Из глубины уральских руд

Лауреат Демидовской премии академик Виктор Коротеев (Екатеринбург) — выдающийся российский ученый-геолог в области палеовулканологии и металлогении вулканогенных образований, геодинамики и металлогении складчатых систем, теории тектонических и металлогенических процессов, глава научной школы палеовулканологов на Урале, автор и соавтор более 400 научных работ, в том числе 13 монографий.…

На всю жизнь В.Коротееву запомнилось, как однажды на семейном совете отец сказал: “Мой сын Виктор будет ученым”. Жили они тогда в Чапаевске Куйбышевской (ныне Самарской) области. Как теперь вспоминает академик, в те годы, глядя на буровые вышки, он очень хотел узнать, что “там, в глубине”. Решение поступать в Томский университет на специальность “Геохимия” он принял также под влиянием замечательных книг академика А.Ферсмана. После окончания университета Коротеев работал на золотом руднике Натальевка в Мариинской тайге, но вскоре его направили в Свердловск, где расширялся Уральский филиал АН СССР. В Горно-геологическом институте УФАН молодой ученый стал ближайшим соратником Г.Червяковского — пионера палеовулканологии в регионе. Это было время, когда начали разрабатываться методы палеовулканического картирования и соответствующих реконструкций на базе формационного анализа магматических горных пород. Виктор Коротеев изучал хребет Ирендык в Башкирии. Он убедительно доказал, что сложенная вулканитами Ирендыкская структура Южного Урала — это сохранившаяся палеоостровная дуга. Ученый выделил и детально исследовал вулканические фации, установил соотношение их в пространстве и палеогеографические условия формирования. Он разработал способ определения химизма вулканогенных пород по показателям преломления искусственных стекол, что позволило оперативно решать практические задачи не только в научных, но и в производственных организациях. Впоследствии Виктор Алексеевич создал лабораторию вулканогенно-осадочных формаций, нацеленную на планомерное изучение фаций и формаций палеозойских вулканогенных пород Южного Урала. В 1970 году В.Коротеев возглавил Ильменский заповедник. С первых же дней новый директор определил для себя главное: “вжиться” в сложившийся коллектив, наладить неформальные отношения с людьми. И такая линия принесла свои плоды. По воспоминаниям его коллеги В.Кориневского, Виктор Алексеевич “не пропускал случаев побывать в экспедиционных отрядах своей лаборатории. Неоднократно посещал самые отдаленные кордоны заповедника, знал по именам не только лесников, но и их жен… Своей жизнью буквально обязан Коротееву лесник Риф Галисултанов. Случайно заехав на кордон, Виктор Алексеевич увидел истекающего кровью, раненного ножом лесника, окруженного беспомощными женщинами. Сев за руль, он помчался в Чебаркуль, где врачи сказали, что через 10 минут они были бы бессильны”.Молодому директору приходилось существовать одновременно в нескольких лицах, и главная антиномия здесь, конечно, администратор-ученый. Но Виктор Алексеевич блестяще реализовал обе эти ипостаси. За 15 лет в Ильменах сложился коллектив ученых, успешно решавших актуальные минералогические и геологические задачи, были развернуты планомерные исследования вулканизма, седиментогенеза и металлогении Урала с использованием концепции тектоники литосферных плит, составлена крупномасштабная геологическая карта территории Ильменских гор. И как венец этих усилий — создан и успешно развивается Институт минералогии. Результаты исследований В.Коротеева и его коллег были использованы при составлении прогнозно-металлогенических карт Южного Урала и способствовали, в частности, обоснованию поисков колчеданных месторождений, в результате которых было открыто Сафьяновское месторождение на Среднем Урале. Обобщив огромное количество данных, ученые составили палеовулканологические карты Южного Урала, где впервые были отображены геодинамические типы вулканизма.Весом вклад академика В.Коротеева в теорию тектоники литосферных плит. Уже в ранних работах он привлек данные по геологии океанических окраин для определения геодинамической позиции вулканических зон Урала. В 1985 году в жизни Виктора Коротеева снова наступил поворотный момент — он вернулся в Свердловск. Будучи заместителем и первым заместителем председателя УрО РАН академика Г.Месяца, он активно участвовал в формировании нового отделения, в создании научных центров и НИИ: Института минералогии в Миассе, Горного института в Перми, Института экологических проблем Севера в Архангельске, Института степи в Оренбурге, а также в работе по возрождению научной Демидовской премии. В 1986 году Виктор Коротеев был избран директором Института геологии и геохимии им. академика А.Н.Заварицкого. Продолжая исследования по палеовулканологии и палеотектонике, ученый сделал ряд выводов, способствовавших совершенствованию регионального и локального прогнозирования рудных месторождений. Он произвел оценку колчеданного оруднения восточных вулканических зон, считавшихся малоперспективными. Оказалось, по потенциалу рудообразования они сопоставимы с западными зонами, что подтвердило открытие крупного медно-цинкового колчеданного месторождения. Академик Коротеев создал новую методологию прогнозирования и поисков рудных месторождений, и она была успешно внедрена в практику. Сейчас он руководит научными разработками Института геологии и геохимии УрО РАН в области металлогении благородных металлов, комплексными геолого-геофизическими исследованиями строения и природы Западно-Сибирского нефтегазоносного бассейна, является руководителем и исполнителем трех проектов РФФИ и инновационного пилотного проекта “Кианит”. В последнее десятилетие Виктор Алексеевич сосредоточился на проблеме обеспечения огнеупорной и алюминиевой промышленности России глиноземсодержащим природным сырьем, а также сырьем, получаемым при глубокой переработке техногенных отходов горнорудной отрасли, металлургии и других производств. Академик В.Коротеев принимает активное участие в реализации мегапроекта “Урал промышленный — Урал Полярный”, возглавляет Совет по комплексной программе “Перспективы развития минеральных ресурсов Урала и комплексное использование минерального сырья” и Комиссию по вулканологии и палеовулканологии Межведомственного петрографического комитета, он организатор и главный редактор академического журнала “Литосфера”. Отвечая на вопросы одной из анкет, Виктор Алексеевич свой девиз сформулировал так: “Побеждать вопреки обстоятельствам”. Натиск “обстоятельств” в ближайшем будущем вряд ли ослабеет. Так что и победы будут.

 

Близко к сердцу 

Ростислав Карпов — третий по счету лауреат возрожденной Демидовский премии в номинации “Медицина”. Известный ученый-кардиолог, специалист в области атеросклероза и ишемической болезни сердца, выдающийся организатор здравоохранения, он в течение 30 лет возглавлял Томский НИИ кардиологии, где внедрялись новейшие медицинские технологии, был открыт первый в Сибири центр “Детское сердце”. А еще академик Карпов — представитель знаменитой томской медицинской династии, ставшей в 2008 году лауреатом премии “Семья России” за сохранение традиций служения российскому здравоохранению. 

— Уважаемый Ростислав Сергеевич, расскажите, пожалуйста, о томских докторах Карповых. 

— Родоначальником мы считаем Анатолия Матвеевича Карпова, замечательного врача, доцента кафедры судебной медицины Томского медицинского института. Мой отец Сергей Петрович Карпов, его племянник, — академик АМН СССР, известный микробиолог, вирусолог, ведущий специалист по эпидемиологии, профилактике туляремии и клещевого энцефалита. Его имя носит улица в нашем городе. В медицинской науке работали мои мама, сестра, жена, а сейчас трудятся обе наши дочери. Всего же с конца XIX века по сегодняшний день в здравоохранении было занято более полусотни человек, принадлежащих к разным ответвлениям нашей семьи.

— Ваша научная биография неразрывно связана с историей Томского НИИ кардиологии, который в минувшем году отметил 35-летие. Как все начиналось?

— Наш институт был открыт 13 июня 1980 года сначала как Сибирский филиал Всесоюзного кардиологического научного центра, а в 1986-м преобразован в самостоятельный НИИ кардиологии Томского научного центра АМН СССР. В те времена правительство страны уделяло большое внимание развитию специализированной кардиологической службы в регионах и планировало открытие филиала ВКНЦ в одном из сибирских городов. Наш город был выбран не случайно, ведь еще в дореволюционное время ученые первого в Сибири Императорского университета, открытого в Томске в 1888 году, внесли огромный вклад в становление и развитие медицинской науки на востоке страны, и в дальнейшем все основные научно-медицинские школы Сибири, в том числе кардиологическая, зарождались в Томске. Нам удалось консолидировать интеллектуальный кардиологический потенциал, привлечь ведущих специалистов для изучения эпидемиологической ситуации в области сердечно-сосудистой патологии. В то время в Сибири и на Дальнем Востоке не было ни одного кардиологического диспансера. Мы разработали оригинальную модель такого диспансера, первое учреждение было открыто в Томске в 1983 году, затем они появились в Новосибирске, Барнауле, Новокузнецке, Омске, других крупных городах, были открыты филиалы НИИ кардиологии в Тюмени и Владивостоке.Однако важно было не только решать организационные задачи, но и внедрять в практическую кардиологию современные технологии. 

— В чем вы были первыми?

— Одними из первых мы начали применять догоспитальный тромболизис в лечении острого инфаркта миокарда. В 1960-е годы, когда я начинал работать в стационаре, с этой патологией погибали 30-40% пациентов. Как известно, причина инфаркта — закрытие тромбом сосуда, питающего сердце кровью, с последующим некрозом миокарда. Спасти его может лекарство, растворяющее тромб. Но это следует делать быстро, желательно в пределах первых двух часов. К сожалению, и сейчас, согласно Томскому регистру, пациенты госпитализируются в среднем через 9 часов после начала болевого приступа. В 1975 году академик Евгений Чазов впервые в мировой практике осуществил внутрикоронарный тромболизис. Томичи были вторыми. Мы организовали работу в круглосуточном режиме и разработали оригинальный метод быстрого введения половинной дозы стрептокиназы, что позволило резко ускорить начало лечения. В результате в регионе в два раза сократилась госпитальная смертность от инфаркта миокарда. Открытие в 1987 году кардиохирургического отделения позволило впервые в регионах Сибири и Дальнего Востока поставить на поток операции аортокоронарного шунтирования и в течение двух-трех лет внедрить все основные кардиохирургические вмешательства. Мы также активно разрабатывали и внедряли в Сибири методы интервенционной аритмологии. Вместе с ООО “Электропульс” создали и довели до серийного производства уникальные диагностические и лечебные комплексы “Элкарт”, “Элкарт-навигатор”, которые получили европейский сертификат качества и были внедрены в 40 кардиологических центрах России и ближнего зарубежья.

— В сибирском регионе много труднодоступных территорий, где нет кардиологических клиник. Сибирь, конечно, не Африка, но и здесь нужен добрый доктор Айболит, способный добраться в самые удаленные уголки…

— У нас впервые в России была разработана и внедрена в практическое здравоохранение Томской области мобильная автоматизированная система оказания кардиологической помощи рассредоточенно проживающему населению на базе теплохода “Кардиолог”. Мне выпала честь участвовать в его первом рейсе, вести консультации пациентов. Вслед за этим возникли мобильные кардиологические комплексы на базе автобусов в Кемеровской и поездов в Новосибирской областях. 

— И еще одну актуальную тему хотелось бы затронуть — отношения врача и пациента. На мой взгляд, в эпоху высоких медицинских технологий они становятся все менее доверительными, все более формальными. 

— К сожалению, в последнее время такая проблема на самом деле существует. И хотя всем известен принцип — лечить надо человека, а не болезнь, далеко не каждый врач умеет видеть в пациенте личность.Мой учитель академик Яблоков говорил, что к пациенту надо относиться так, чтобы ему становилось лучше уже только от одного общения с врачом. Дмитрий Дмитриевич прожил долгую жизнь, до конца лечил людей и, даже будучи 80-летним, мог стоять на коленях у постели тяжелобольного и выслушивать его непосредственно ухом. Врачи старого поколения интересовались, как живет пациент, общались с его родными. Известно, что мужчины с меньшим вниманием относятся к своему здоровью, чем женщины. Поэтому я всегда стараюсь поговорить с женой пациента. Вообще, доверительная беседа врача с больным чрезвычайно важна. Хороший анамнез — половина дела, необходимое условие, чтобы поставить правильный диагноз. Сегодня мы постоянно сталкиваемся с издержками коммерциализации медицины. За пациентом идут деньги, и это многое меняет. Однако нельзя не признать, что современная медицина — одна из самых динамичных, прорывных отраслей знания. Огромные, просто фантастические перспективы открываются благодаря расшифровке генома человека. Становится реальностью персонифицированная медицина, основанная на принципах 4П: предсказательная, профилактическая, персонализированная и, наконец, партнерская, что предполагает мотивированное, активное участие самого человека в профилактике возможных заболеваний и их лечении. Ее также называют медициной будущего.

Подготовили Андрей ПОНИЗОВКИН, Елена ПОНИЗОВКИНА, Евгения ИЗВАРИНА 

Фото Сергея НОВИКОВА 

Нет комментариев