На темной стороне. Юристы Третьего рейха верно служили фашистским идеологам.

— Мое научное исследование посвящено изучению воззрений ряда немецких юристов на право, политику, функции и роль государства, соотношение интересов личности и общества, — начинает рассказ М.Билалутдинов. — Среди них как известные специалисты в области права Карл Шмитт и Теодор Маунц, так и практически неизвестные в России Густав Зеель, Отто Рильк, Райнхард Хён, Ханс Брауссе, Вернер Бест и Отто Кольройтер. Большая часть из них была учеными-теоретиками, а Вернер Бест и Райнхард Хён служили в Главном управлении имперской безопасности, в котором Бест возглавлял административно-правовое управление.

Нацистское движение в Германии возникло как реакция на ряд явлений, быстро уничтоживших привычный для немецкого общества образ мира. К их числу стоит отнести поражение в Первой мировой войне и крах старой авторитарной государственности, эрозию среднего класса, распространение коммунистической идеологии. Первая мировая война не только разрушила старый порядок, но и создала условия для становления нацизма и НСДАП как иерархизированного мужского коллектива. 

В основе моей работы изучение идеологических, политико-правовых трактатов, написанных немецкими юристами в период Третьего рейха. Анализ этих текстов требует от исследователя большого внимания к акцентированию и полутонам, так как в тоталитарном режиме специфику воззрений человека можно уловить лишь по этим признакам, в условиях невозможности прямолинейного изложения взглядов. Необходимо сказать, что воззрения немецких юристов несколько отличались от взглядов крупнейших идеологов нацизма. Например, Эрих Юнг весьма позитивно оценивал немецкий опыт рецепции (заимствования) римского частного права, тогда как Альфред Розенберг называл ее “фальсификацией германской правовой идеи”, настаивая на том, что право должно, прежде всего, защищать честь, а не собственность.

Один из важнейших источников, исследуемых в проекте, — это серия из девяти брошюр под общим названием “Еврейство в правовой науке. Германская правовая наука в борьбе против еврейского духа”, изданная под эгидой Национал-социалистического союза правозащитников. Каждый из этих сборников был посвящен критике “еврейского влияния” на ту или иную отрасль права или важную сферу правовой науки. Вместе с тем в ряде брошюр антисемитские выпады носили скорее побочный формальный характер. Они преследовали цель соблюсти обязательные идеологические каноны, так как невозможно написать серьезную работу о праве, построенную на антисемитизме. Это похоже на аналогичное соблюдение идеологических формальностей вроде обязательной ссылки на работы Ленина и действующего на момент издания работы Генерального секретаря ЦК КПСС в эпоху СССР.

Несмотря на резкое неприятие рассматриваемыми юристами основных признаков современного правового государства: парламентаризма, приоритета прав и свобод личности, всеобщего равного тайного избирательного права, формально-правового равенства граждан перед законом и судом, в их работах можно найти вполне современные демократические идеи. Например, Эрих Юнг выступал за независимую судебную власть, публикацию важнейших судебных решений в целях доведения до общества правовых позиций судов по ключевым вопросам правового регулирования общественных отношений. 

Кроме того, Юнг выступал за расширение свободы судейского усмотрения в ситуациях правовых пробелов. На самом деле подобные предложения выливались в абсолютно недопустимые в демократических государствах практику применения уголовного права по аналогии и расширение полномочий правоприменителей для наказания противников режима.

Важнейшей чертой как нацистской идеологии в целом, так и интерпретации права юристами, поддержавшими гитлеровский режим, был архаизм. Яркая иллюстрация этой черты — взгляды Отто Рилька на конкуренцию, ее правовое значение и регулирование. Он выступал против понимания рекламы как двигателя торговли. Приписывал ее распространение процессу эмансипации евреев, считая что качественный товар в рекламе не нуждается. Рильк иллюстрирует свое утверждение сравнением двух сегментов табачной индустрии: сигаретной и сигарной. Крупная сигаретная индустрия использует огромную массу рекламы с применением цветной дорогостоящей печати, в которой еврейские табачные концерны завлекают немецкого курильщика апелляцией к его национальным и солдатским чувствам. Повышение качества продукции в этом процессе, по утверждению Рилька, уходит на второй план. Продавцы же сигар не прибегают к такой мощной рекламе. Эти взгляды были абсолютно несовместимы с экономикой индустриального общества. К сожалению, в нынешнем мире можно нередко встретить подобную реакцию на новации, как, например, глобализация, генная инженерия, эмансипация меньшинств.

В отличие от итальянского фашизма германский нацизм не был этатистской (подра­зумевающей главенствующую роль государства) политической идеологией. Государство в нацистской идеологии оправдано лишь в той мере, в какой оно служит интересам расы. Это обстоятельство стало одной из основ нацистского правопонимания. Как ни странно, такой фактор сблизил по форме нацистское правопонимание с естественным. Для нацистов право — совокупность аксиом, защищающих интересы общности, понимаемой в расовом смысле. Здесь нацизм произвел подмену содержания общности.

Если для старого немецкого консерватизма общность основывалась на единстве культуры, языка и судьбы, то для нацистов она основывалась на расе. Если в естественном праве аксиома — это права и свободы человека и гражданина, то для нацистского правопонимания — интересы расы. Таким образом, при формальной схожести естественного правопонимания и нацистского суть первого в гуманизме, а второго — в ненависти к иному.

Формальное сходство естественного и нацистского правопонимания стало причиной и сходства главных объектов критики. Юристы, которых я рассматриваю в проекте, не отрицали положительной роли естественно-правового подхода в борьбе против абсолютизма. Главными объектами их критики были школы исторического права и позитивизма. Представители исторической школы права считали, что право вытекает из народного духа, формирующегося в длительных периодах времени. И оправдывали существующие институты только на основании того, что они исторически сложились. 

Критика юристами, поддержавшими нацистский режим, исторической школы права полностью солидарна с ее критикой Карлом Марксом: “Школа, которая подлость сегодняшнего дня оправдывает подлостью вчерашнего, которая объявляет мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут — старый, унаследованный, исторический кнут”. 

“Всё понять, всё простить — невозможная позиция для правозащитника”, — писал Эрих Юнг об исторической школе права. Идеологическая подоплека неприятия исторической школы права объяснялась тем, что в рамках ее правопонимания нет места идеологическим концептам нацизма, которые были искусственными, а не выросшими из многовекового развития народного духа.

По той же причине, что и историческая школа права, резкой критике подвергалось и позитивистское правопонимание. Оно рассматривало право как выраженную в законе волю государства. Главной мишенью для критики среди юристов-позитивистов был Ханс Кельзен — автор одной из наиболее известных работ данного направления философии права “Чистая теория права”. Кельзен рассматривал право в отрыве от истории, экономики, социологии, политики. Такой подход означал полную деидеологизацию права, за что получил от Юнга и Рилька наименование “мертвого”.

Советское правосознание за 70 лет своего существования прошло сложный и долгий путь от “революционного правосознания”, а фактически подмены права революционной необходимостью и правового нигилизма, через сталинский легизм, когда под правом понималась воля партии и Вождя, к хрущевской и брежневской социалистической законности. 

А история нацистского правосознания оказалась куда более короткой и однозначной. Зародившись в эпоху кризисного, травмированного веймарского времени, оно, по сути, с правом было несовместимо. Попытки юристов, поддержавших режим, придать ему своими теоретическими работами легальность и легитимность были обречены на провал, так как для руководства Третьего рейха сама идея хоть какого-то ограничения своей власти нормами права выглядела абсолютно неприемлемой. Упомянутый Вернер Бест после конфликтов с Гиммлером по вопросам расовой политики на оккупированных территориях подал в отставку, попросив зачислить его в армию. В 1942 году он получил назначение главой оккупационной администрации в Дании, где саботировал депортацию еврейского населения, позволив датским евреям бежать в Швецию. Но это было исключением из правила.

Большинство изучаемых мной в проекте юристов намного пережили режим, за преступления которого они несли немалую долю ответственности. Их биографии служат негативным примером профессиональной юридической этики.