Его колеёй. Пятигорск объединил высоцковедов.

…Небольшой кабинет. На стенах фотографии Владимира Высоцкого, гитара, которую тот держал в руках. На стеллажах и тумбах — атрибуты того времени: катушечный магнитофон — мечта меломанов 80-х, проигрыватель с пластинками Владимира Семеновича. На столе хозяина кабинета вырезки, записки и свежий номер единственного в мире журнала, целиком посвященного поэту, “В поисках Высоцкого”,  который вот уже шесть лет издает университет. За столом — редактор журнала, сотрудник медиацентра ПГУ Валерий Перевозчиков. С журнала и началась наша беседа. 

— Это закономерно. Сложилось целое научное направление высоцковедение, в котором работают самые разные исследователи. Что же касается географии, то журнал читают в США, Западной Европе, во многих уголках нашей страны. 

— Первый раз он приехал в регион на съемки. Они должны были проходить в Теберде и Домбае, но там сошла лавина, съемки отменили. Местные альпинисты повели Высоцкого через перевал к озеру Рица. Со вторым приездом до сих пор много неясностей. Есть только один подтвержденный факт: Высоцкий прилетел в Минеральные Воды, зашел в горком партии и попросил машину до Домбая. Что происходило дальше, у меня, во всяком случае, достоверных сведений нет. А вот в третий приезд поэта я с ним и познакомился. Это было в 1979 году. Он прилетел на три дня к своим друзьям Тумановым — Вадиму Ивановичу и Римме Васильевне, которая в те годы работала диктором на Пятигорской студии телевидения. Я же после окончания журфака МГУ и распределения в Пятигорск вел молодежную программу. У Риммы Васильевны возникла идея пригласить Высоцкого в студию. Как она мне рассказала, Владимир Семенович дал согласие, но поставил одно условие: “Человек, который будет брать интервью, должен быть умным”. Выбор пал на меня. Я позвонил Владимиру Семеновичу, представился и заявил: “Я тот человек, который не должен быть дураком”. Высоцкий несколько ошарашенно хмыкнул в трубку и ответил: “Ладно, приеду”. 

Я хорошо помню этот день, 14 сентября 1979 года, когда Высоцкий появился в только что оборудованной студии цветного телевидения. Пока ее готовили к съемкам, мы ходили по коридору и разговаривали о его недавних гастролях во Франции, где у него были не только спектакли, но и три концерта. О тех его выступлениях в советской прессе практически не писали. “В первый день, — рассказывал Владимир Семенович, — заполнилась примерно половина зала. На второй день зал был полон, а на третий перед зданием собралась огромная толпа. Всех желающих, конечно, зал вместить не смог”. Так что, по мнению Высоцкого, гастроли прошли очень успешно. 

Началась запись, я разволновался и ошибся во вступлении. Режиссер, Ляля Шапран, зная, что я увлекаюсь французским языком, по громкой связи посоветовала мне начать с французского. Владимир Семенович к концу жизни очень прилично говорил на нем. Интервью давал. Переводил интервью Любимова для одного из французских изданий. Одним словом, запись пошла. Я начал задавать вопросы из “анкеты Достоевского”. На Западе ее называют еще “анкетой Пруста”. Владимир Семенович на меня несколько удивленно посмотрел и спросил: “Вы что, всем такие вопросы задаете?” Два вопроса, на мой взгляд, определили тональность разговора: “Я Вас считаю, в первую очередь, поэтом, а Вы?” и “Какой вопрос Вы хотели бы задать самому себе?” Ответ Владимира Семеновича на второй вопрос был такой: “Сколько лет, месяцев, дней и часов мне осталось — не жизни, а творчества?” Напомню, это был сентябрь 1979-го. Жизни оставалось меньше года.

— Нет, открытым, простым, доброжелательным и бодрым. В то время для съемок требовалось много света. В студии стояли не современные энергосберегающие лампы, а обычные и очень мощные. Жара была неимоверная. Владимир Семенович бросил нам фразу: “Вам за эту работу молоко давать надо!” Он так взмок, что Вадим Туманов съездил домой и привез голубую рубашку, в которой и прошла запись. Но, знаете, мне показалось, а позже я это еще больше осознал, что Высоцкий понимал происходящее вокруг его жизни и творчества, значимость каждого своего слова. Это стало особенно заметно при расшифровке интервью — ни одной лишней фразы. 

Значительно позже выяснилось: аудиозапись нашей беседы по длительности и насыщенности оказалась уникальной. До нее была запись в Таллине. Но, во-первых, она значительно короче, во-вторых, на ней Владимир Семенович сам рассказывал о своем творчестве, перемежая рассказ песнями. Эту запись, кстати, довольно часто используют и сегодня на телевидении. Мы же полностью посвятили встречу вопросам и ответам, лишь в конце Высоцкий спел три песни. Я попросил его спеть “Я не люблю…”, но он отказался, сказав, что споет песню, с которой начинал свой творческий путь, — “Парус”. 

Прошло совсем немного времени, Владимира Семеновича не стало. Как-то раз у меня раздается телефонный звонок из Москвы. Звонит Юрий Петрович Любимов: “Нам очень нужна запись вашей беседы. Платим любые деньги”. А тогда видеосюжеты, если помните, писались на больших бобинах, которые постоянно были в ходу. Стали искать в архиве студии. Выяснилось: на одной из них поверх интервью с Высоцким позже была записана встреча с Героем Социалистического Труда. От интервью остался небольшой кусок в восемь минут. Немного разговора и три песни. Этот отрывок также до сих пор используют в телепередачах. 

К счастью, по наитию или по совету свыше я догадался записать наш разговор на магнитофон. Взял в студию километр пленки, звукорежиссеры поставили ее на профессиональную аппаратуру. В результате получилась качественная запись. Я схватил эту большую коробку под мышку и повез в Москву. Так мы познакомились с Юрием Петровичем (в следующем году будет отмечаться его столетие). 

Надо сказать, что Любимов подошел к записи творчески. Он “вырезал” из нее мои вопросы — их со сцены в спектакле задавали актеры. Это был еще тот старый, звездный состав Театра на Таганке — Вениамин Смехов, Валерий Золотухин, Иван Бортник, Алла Демидова… А Владимир Семенович отвечал как будто из Вечности. Сильное впечатление. 

— У меня вышла недавно книга “Высоцкий. Можно ли было спасти?”. В ней есть глава: “Тайны биографии”. Например, как могло так произойти, что мать отпустила маленького Володю с отцом и мачехой в Германию? Другой малоизвестный и до конца не выясненный факт связан с последним периодом жизни Высоцкого. Фактически ведь произошел полный разрыв с Мариной Влади. Она со своей стороны нигде и никак об этом подробно не говорила, но, по некоторым данным, Марина просто устала бороться с губительными привычками Володи. Под вопросом остается текст последнего письма Высоцкого Марине. Сегодня дискутируется подлинность семи стихотворений поэта. Есть исследователи, считающие их фальсификацией.  

 — У нас в университете читается курс о Высоцком. Интерес есть, но, к сожалению, он снижается. Этому, на мой взгляд, много причин. Во-первых, засилье западной масс-культуры. Во-вторых, уходит из жизни поколение людей, которые знали Владимира Семеновича, общались с ним. В-третьих, наше бытие стало иным. Кому-то кажется уже неактуальным то, о чем пел и говорил поэт. Хотя это совершенно неверно. Время — лучший “оселок” истинного творчества. А творчество В.Высоцкого — именно таково.