Зарплатный тупик. Куда заведет “дорожная карта”?

Особый путь России во всех отношениях оригинален и тернист. Не является исключением и ситуация с оплатой труда научных работников. Рыночные преобразования сферы науки и высшего образования привели к тому, что в 2010-2012 годах профессор столичного вуза получал примерно вдвое меньше учителя начальных классов средней школы. Это, безусловно, абсолютный рекорд и явление в мировой практике поистине уникальное. Очевидно, осознание недопустимости сохранения такой ситуации привело к подписанию в 2012 году так называемых “майских” указов Президента РФ, во исполнение которых было подготовлено, в частности, Распоряжение Правительства РФ от 30 апреля 2014 года №722-р об утверждении плана мероприятий (“дорожной карты”) “Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности образования и науки”. Данный документ задал логистику реформы заработков научных кадров страны относительно среднего по региону уровня зарплаты (таблица 1).

Распоряжение предполагает строгий отчет администраций научных организаций о заработках своих сотрудников и административную ответственность за выполнение установленных нормативов — как по срокам, так и по величине. Рынок за 20 лет с проблемой достойных заработков профессоров не справился, в связи с чем государство приступило к ее решению административными методами.

Что и как считать?

Принятая “дорожная карта” обозначила контрольные цифры, но не прояснила, о каких именно цифрах идет речь. Дело в том, что в сегодняшней практике учета разделяют основную (гарантированную) зарплату и стимулирующие выплаты научным кадрам. Более того, согласно рекомендациям Минобрнауки России, их соотношение должно составлять 7:3. При этом могут быть еще выплаты по линии дополнительных заработков (гранты, хозяйственные договоры, дополнительные часы преподавания и т.п.), которые сотрудники научных организаций получают за работу помимо своей основной деятельности. Все вместе это составляет суммарный доход научных сотрудников и преподавателей. Однако по умолчанию было принято, что для сравнения с контрольными цифрами берутся все доходы сотрудников научных организаций. То есть сегодняшняя система учета построена таким образом, что сверхусилия научных работников по увеличению ими своих доходов трактуются как достижение государства и правительства в деле обеспечения их более высокой зарплатой.

Иллюзия благополучия

Как же выполняется правительственная “дорожная карта” с учетом имеющихся статистических “хитростей”?

Данные таблицы 2, составленной на основе официальной статистики Росстата, недвусмысленно говорят о том, что радужные показатели, которые имели место в 2014 и 2015 годах, “сломались” в 2016 году. 

Если в первые два года плановые установки “дорожной карты” перевыполнялись, то в следующем году ситуация в корне изменилась — падение относительной зарплаты научных сотрудников составило почти 40 процентных пунктов, а недовыполнение плана — почти 20%.

Ясно, что такой “перелом” тренда связан с ухудшением общеэкономической ситуации в 2016 году. Именно в этом году начал в полной мере сказываться секвестр научного бюджета страны, и выполнять нормативы для государственного сектора стало гораздо сложнее. Из этого вытекает, что достижения в области оплаты труда научных сотрудников являются крайне неустойчивыми. Однако сама эта неустойчивость говорит об отсутствии системного решения проблемы заработков данной категории работников, в противном случае подобные перепады не возникли бы. 

Приведенные цифры позволяют предположить, что и в предыдущие 2014-2015 годы дела обстояли не так хорошо, как это фиксировала статистика, — по всей видимости, имело место искусственное завышение фактических заработков научных кадров. Такая гипотеза становится еще более правдоподобной, если обратиться к данным о заработках более узкого контингента ученых — научных сотрудников вузов Минобрнауки России (таблица 3).

Из таблицы 3 видно, что планы по относительной заработной плате не просто выполнялись, но и сильно перевыполнялись. Может сложиться впечатление, что с этой категорией научных сотрудников проблемы оплаты труда фактически решены.

Однако имеющиеся данные говорят о том, что наблюдаемые парадоксальные цифры целиком и полностью объясняются эффектом малой выборки категории научных сотрудников. Скажем, в 2015 году в Государственном университете управления примерно на четыре сотни представителей профессорско-преподавательского состава (ППС) приходилось 1,4 научных сотрудника. Аналогичная ситуация была в Российском государственном социальном университете — 3,9 человека, Санкт-Петербургском государственном архитектурно-строительном университете — 1 человек, Смоленском государственном университете — 1 человек, Сочинском государственном университете — 2 человека и т.п. В целом по рассмотренной выборке оказалось, что в 269 вузах Минобрнауки России сосредоточено всего лишь 7,1 тысячи научных сотрудников, то есть в среднем по 26,5 человека на вуз. 

Понятно, что нет больших проблем в том, чтобы за счет, например, темы по линии государственного задания и нескольких индивидуальных грантов обеспечить приличную зарплату одному-двум сотрудникам вуза и тем самым создать иллюзию успеха. Однако тиражирование такой политики на более многочисленный персонал принципиально невозможно. 

Красивая отчетность и суровая реальность

Полученные оценки относительно как широкого, так и более узкого контингентов научных сотрудников не могут не вызывать сомнения в истинности: слишком уж оптимистично они выглядят. В связи с этим Финансовым университетом при Правительстве РФ и Российским научно-исследовательским институтом экономики, политики и права в научно-технической сфере (РИЭПП) было осуществлено своеобразное тестирование итоговых оценок на качественном уровне. Для этого использовалась процедура выборочных опросов, в ходе которых определялся уровень заработка научных сотрудников. Были опрошены сотрудники нескольких ведущих академических институтов Москвы: Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН, Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М.Примакова (ИМЭМО) РАН, Института психологии (ИП) РАН, Института философии (ИФ) РАН, Института экономики (ИЭ) РАН (таблица 4). Для определенности данные собирались только по одной должности — главного научного сотрудника, которая предполагает наличие у работника ученой степени доктора наук и соответствует профессорской позиции в университетах; для контроля привлекались по три-четыре респондента из каждого института.

Полученные данные показывают, что в реальности имеет место сильное расхождение между отчетными цифрами (статистическими данными) и фактическими заработками (опросными оценками) сотрудников академических институтов — речь идет о примерно трехкратном разрыве. Никакие структурные эффекты не могут сгладить столь значительные статистические неувязки. Похоже, в реальности имеются скрытые механизмы, позволяющие научным организациям “рисовать” оптимистичные цифры. Это означает, что отчетные данные следует воспринимать с крайней осторожностью и не переоценивать их значение.

Относительно более широкого научного контингента — профессорско-преподавательского состава всех вузов страны — данные за 2016 год выглядят не слишком хорошо, но и не слишком плохо (таблица 5).

Однако и эти цифры могут вызывать сомнения в истинности, так как представляются опять-таки слишком оптимистичными. В связи с этим, как и в предыдущем случае, возникает задача по проверке итоговых оценок хотя бы на качественном уровне. Для этого Финансовым университетом и РИЭПП были опрошены сотрудники нескольких вузов: Московского государственного юридического университета (МГЮУ) в сегменте присоединенного к нему бывшего Государственного университета управления; Московского государственного университета  им. М.В.Ломоносова (МГУ) в сегменте факультета политологии; Финансового университета  при Правительстве Российской Федерации (ФУ); Уральского федерального университета  им. первого Президента России Б.Н.Ельцина (УрФУ) в сегменте экономического факультета; Санкт-Петербургского государственного университета (СПбГУ) в сегменте экономического факультета; Санкт-Петербургского государственного экономического университета (СПбГЭУ). Результаты опроса по самым репрезентативным должностям приведены в таблице 6.

Легко увидеть, что норматив “дорожной карты” даже для профессоров лежит за пределами достижимости, тогда как для доцентов он вообще является заоблачным. В среднем, для доцентов параметр зарплаты оказывается в 2,5 раза ниже норматива 2016 года, а для профессоров — в 1,8 раза, тогда как именно доценты являются той “средней” когортой, для которой должен выполняться норматив. Правда, в реальности опрошенные сотрудники получают несколько больше за счет стимулирующих выплат и дополнительных заработков, однако даже эти надбавки, как правило, не превышают 35-40% указанной величины зарплаты. Следовательно, даже в соответствии с “очищенными” данными недовыполнение плана все равно остается весьма внушительным.

Следует учесть и тот факт, что администрации вузов уже научились “рисовать” нужные цифры для отчетов. С этой целью используются многочисленные “хитрости” формирования отчетных данных путем “переброски” разных категорий и финансовых статей в отчетные разделы. По экспертным оценкам, статистика по зарплате ППС систематически завышается не менее чем на 20%.

Приведенные цифры дают вполне объективный общий баланс разных сторон явления. Для его иллюстрации рассмотрим следующую цепочку расчетов. Среднее значение параметра зарплаты ППС для страны составляет 123,2% (таблица 5), которое с учетом фактора его “нарисованности” на 20% дает “очищенную” величину в 98,6%. Усредненное опросное значение данного параметра для доцентов и профессоров (таблица 6) составляет 72,4%, которое с учетом дополнительных заработков в 35-40% повышается до 97,7-101,4%. “Очищенная” оценка в 98,6% попадает в этот интервал, что говорит о принципиальной стыковке основных количественных пропорций и об отсутствии в приведенных цифрах явных противоречий. Главный же итог состоит в том, что официальные данные о заработках научных кадров систематически и весьма сильно завышаются.

Чего ждать в будущем?

Сколько же денег надо для достижения норматива “дорожной карты” в 200%?

Наши расчеты позволили получить соответствующую оценку для ППС вузов — 77,1 миллиарда рублей, и для всего контингента научных сотрудников страны — 32,8 миллиарда рублей. В сумме это почти 110 миллиардов рублей, что является совершенно запредельной величиной с точки зрения выделения дополнительного ежегодного бюджетного финансирования. Это означает, что установленный норматив зарплаты научных кадров изначально был слишком высоким и находится за пределами возможностей бюджетной системы России.

В данной ситуации правомерно задаться вопросом: какие варианты развития имеются у университетской системы России для того, чтобы все-таки выйти на обозначенный норматив?

Для ответа на поставленный вопрос можно отталкиваться от плана Министерства финансов РФ на 2017-2019 годы, в котором к 2019 году финансирование сферы образования предполагается увеличить примерно на 30 миллиардов рублей. Это максимальная величина притока средств в отрасль, включая школы и прочие учебные заведения, а также закупку имущества и т.п. На зарплату сотрудников вузов останется только малая часть этих денег, и неизвестно, какая именно.

Таким образом, увеличение бюджетного финансирования не способно покрыть потребности вузов в росте зарплаты ППС. Можно предположить, что балансировка показателей будет происходить, в основном, за счет сокращения штата университетских работников. Этот инструмент уже широко использовался в предыдущие годы и, судя по всему, будет столь же активно применяться и в последующие. Расчеты демонстрируют, что выполнения норматива “дорожной карты” можно добиться ценой сокращения более трети ППС. Это очень серьезное социальное испытание, особенно если учесть идущее уже несколько лет основательное сокращение университетских кадров. Так, по данным Росстата, с 2012 года, когда началось активное высвобождение ППС, по 2016 год произошло сокращение преподавателей государственных и муниципальных вузов на 81 тысячу человек (с 312 до 231 тысячи человек), что составляет 26% от их численности в 2012 году. Выход на норматив относительной зарплаты ППС в 200% предполагает дополнительное высвобождение 88,7 тысячи человек, что превышает уже состоявшееся сокращение. 

На наш взгляд, социальная плата за достижение макроэкономического норматива будет чрезвычайно (я бы сказал: неприемлемо) высокой. А с учетом завышения отчетных данных даже эти меры не обеспечат искомого благоденствия остающихся в отрасли работников. И это на фоне трагических судеб той массы преподавателей, которая почти наверняка будет навсегда вытеснена из системы высшего образования с сомнительными перспективами достойного трудоустройства.

Итак, полученные количественные оценки позволяют сделать генеральный вывод: российская система высшего образования не может обеспечить приемлемый уровень оплаты труда преподавательского состава без его существенного сокращения. Фактически государство стоит перед жестким выбором: либо поддерживать высокий статус и престиж университетских кадров ценой их сильного сокращения, либо сохранять существующий кадровый состав ценой консервации его нынешнего незавидного положения.

Другой важный вывод состоит в том, что применительно к широким кадровым контингентам научных работников проблема их финансирования не может быть решена за счет дополнительных бюджетных дотаций. Фактически норматив относительной зарплаты научных работников в 200% приходит в явное противоречие с масштабом существующего государственного сектора науки. Выполнение норматива “дорожной карты” требует либо резкого сокращения сектора академической и вузовской науки с неизбежной потерей его функциональных качеств, либо построения новой модели работы с научными кадрами, которая позволит обойтись малыми силами и при этом сохранить качество работы научных организаций. В вузах это отчасти возможно за счет внедрения методов дистанционного образования, в исследовательских институтах такого резерва нет.

Евгений БАЛАЦКИЙ, 

 директор Центра макроэкономических исследований Финансового университета при Правительстве РФ, заведующий сектором РИЭПП

 

Полную версию статьи читайте в журнале “Наука. Инновации. Образование” (2017. №1 (23)).

Нет комментариев