Страсти по власти. Как 100 лет назад рассорились революционеры.

— Предстоящий юбилей — прекрасный повод поговорить об истории нашей страны столетней давности, — уверен Александр Шубин. — С удовлетворением отмечаю, что в наши дни доминирует концепция, которую я отстаиваю с начала 1990-х годов: нет отдельных Февральской и Октябрьской, есть Великая российская революция. Сложнейший этот период, изобилующий множеством этапов и поворотов, завершился в 1922 году после окончания Гражданской вой­ны и образования СССР, когда “правила игры”, включая государственное устройство, принципы решения аграрного и национального вопросов, были четко определены. Моя задача: написать многотомную историю страны до 1922 года. В былые времена советскую историографию сдерживали идеологические рамки. В 1990-е годы столкнулись идеологические интерпретации событий, когда “кадеты”, “меньшевики” и др. брали реванш над большевиками. Сегодня пришло время спокойно и объективно переосмыслить картину событий. Я уже издал два тома: “Великая российская революция: от февраля к октябрю 1917 года” и “Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 — март 1918”. Сейчас работаю над третьим — о 1918 годе. Первую книгу, вышедшую в 2014-м, возможно, удастся переиздать с учетом новых данных. 

— На прошедших конференциях, посвященных Февралю, сталкивались две крайние точки зрения. Одна конспирологическая: Россия успешно развивалась, и лишь заговор либеральных элит сорвал движение вперед. Это элиты совершили революцию, а без них все проблемы страны рассосались бы сами собой. Другая крайность, близкая к советской идеологии, но не возвышающая роль большевиков: элиты вообще ни при чем — то был спонтанный взрыв масс. Нужен же, по моему мнению, комплексный подход: было, безусловно, стихийное движение масс, вызванное острым социальным кризисом, а элиты подсуетились и использовали ситуацию — потому Февральский переворот и произошел так быстро. Но революция на этом не остановилась, чем очень удивила либералов.

— Прежде всего лидеры прогрессивного думского блока: Родзянко, Милюков и другие ведущие кадеты, конечно, Керенский, влиятельный правый политик Гучков, а еще генералитет, сыгравший заметную роль в революции. Но не будь восстания низов, элиты вряд ли чего-нибудь добились бы. 

— Вместе с эсерами и социал-демократами они снизу стимулировали революционный процесс, бросая в массы обличительные лозунги. Положение масс было настолько тяжелым, что они откликнулись на революционную агитацию. Хотя это была другая страна и другое общество, но из событий 1917 года можно извлечь уроки и сегодня: когда власть за своими державными интересами и политическими играми забывает о благосостоянии граждан и их социальных правах — возможны серьезные последствия. Так что обсуждение событий революции может быть полезно и обществу, и государству, если его политика поддается корректировке.

— Такая деталь, как немецкие деньги, якобы переданные Ленину, до сих пор не дает покоя общественности. Я посчитал соотношения доходов и расходов большевиков по материалам расследования, предпринятого Временным правительством. Деньги большевикам давали не только рабочие, но и люди разного достатка. Ничего особенного в этом нет: все партии таким образом пополняли свой бюджет. Баланс не сходится всего на 30 тысяч рублей, сумма, прямо скажем, незначительная. Для сравнения, стоимость типографии “Правды”, на которую могла пойти эта сумма, составляла 225-250 тысяч рублей. Нет никаких оснований считать, что германский генштаб переслал большевикам 30 тысяч рублей. Деньги мог дать некто им симпатизирующий — возможно, Яков Ганецкий — большевик, сотрудничающий с небезызвестным Александром Парвусом, германско-турецким социал-демократом. Он был хозяином “шедшей ко дну” фирмы, которой фактически управлял Ганецкий. Но Парвус потерял интерес к делу, и Ганецкий мог спокойно взять эти незначительные деньги. Так что серьезных оснований обвинять Ленина в моральной нечистоплотности нет. 

— Я был консультантом фильма британской медиа-корпорации BBC о революции 1917 года, и там эта тема разбиралась очень подробно, однако нет никаких фактов, подтверждающих тайные контакты большевиков с немцами во время этого путешествия. Если бы они действительно были, то представители разных политических фракций ехали бы не в этом пресловутом вагоне. 

— А никак: Александр Исаевич — писатель, публицист и не является авторитетом для историков. Есть немало достоверных источников, на которые я предпочитаю опираться. 

— И все-таки: как русские революционеры могли проехать через вражескую территорию?

— Они действовали через швейцарских посредников, выяснив заранее, не станет ли Германия возражать против их поездки, и та согласилась. Немецкая сторона имела свой интерес: большинство пассажиров были так называемые “пораженцы”. Часть революционеров призывала к немедленному прекращению войны, объявив “ничью”, то есть мир без аннексий и контрибуций, с учетом права наций на самоопределение. Идея прекрасная сама по себе. Германия на тот момент была в тяжелом положении, и появление в России революционеров, проповедующих быстрый ничейный мир, ее вполне устраивало. Но никаких условий немцы не ставили, инструкций и денег пассажирам не передавали. Лишь дали “зеленый свет” — и поезд проехал по их территории. 

— Интересно было разбираться в работе Советов. Со школьных времен мы помним лозунг “вся власть Советам”, а что это значило в действительности? Поначалу Советы были своего рода митингами, но затем постепенно структурировались, организовывались. Сегодня мы рассуждаем о демократии, а что она из себя представляет, как работает? Скажем, в США конкурирующие элиты сделали ставку на Трампа и Клинтон — и народ выбрал меньшее зло. Но это не демократия, а элитократия. Другое дело Советы. Практически любой активный гражданин мог повлиять на принятие решений. И к созыву Учредительного собрания тогда готовились очень тщательно: ведь оно давало простому человеку возможность выбора. Но многопартийные выборы затягивались, а идея передачи Советам официальных властных полномочий до созыва парламента встретила сильное сопротивление правых кругов. И Временное правительство, оказавшись под давлением противоборствующих сил, фактически отказалось от проведения социальных преобразований, что ускорило его падение. 

В 1917 году столкнулись две концепции демократии: борьба за Советы и созыв Учредительного собрания. Право говорить от имени Советов узурпировали большевики, хотя там были представлены и другие левые партии. Второй съезд Советов проголосовал за правительство большевиков. Акт вроде бы демократический. Однако вначале большевики не имели там большинства. Большую роль в их успехе на съезде сыграл Октябрьский переворот. Но ведь решение о том, когда его провести, было принято в результате компромисса большевистских фракций, которому, кстати, посвящена книга моего ученика Алексея Сахнина о 1917 годе. Не правы те, кто считает будто большевистская партия была монолитной — в ней существовал значительный плюрализм. Ленин, Каменев, Троцкий и их сторонники были на разных позициях. Доходило и до серьезных конфликтов — и Ленин не всегда имел поддержку большинства. Что касается Октябрьского переворота, то Ленин считал: власть нужно брать до Второго съезда Советов (он открылся 26 октября 1917 года), чтобы не ставить вопрос о власти в полную зависимость от воли Советов. Но большинство ЦК партии все же добилось, чтобы восстание началось в канун съезда. Вопрос о власти решал именно он. Казалось бы, нюансы, но очень важные, от этого зависело, чья будет власть: Советов или большевистского ядра? 

— Потому что Советы — организация самоуправления и управлять ей не так просто. Ленин заботился о том, чтобы командные позиции оставались за большевиками. И если бы власть перешла ко всем представленным в Советах партиям — тогда это называлось “однородное социалистическое правительство”, то заглавную роль играли бы не большевики, а эсеры. И курс страны был бы другой: в сторону демократической модели социализма (здесь уместны параллели с нынешним “шведским” путем развития). Осенью 1917 года ситуация висела буквально на волоске. Потому так важны не столь существенные, казалось бы, детали, как сроки начала восстания. 

Еще один драматический сюжет, более ранний, — Корниловский мятеж 26 августа 1917 года. Фактически он был предшественником “белого движения”. Корнилов не отличался большим умом, но за ним стояли серьезные политики кадетского и более правого толка: потеряв влияние на массы, они хотели вернуть его с помощью штыков. Из этого, как известно, ничего не вышло, поскольку Корнилову и его советникам не удалось переиграть Керенского. Но сама история начала их конфликта чрезвычайно драматична и даже трагикомична: в нее вмешались “тертые калачи” разного калибра, они мешали друг другу, создавая недоразумения и неожиданные повороты сюжета. Какая драматургия, как много зависело от человеческих качеств главных действующих лиц! Опираясь на документы, я описал этот сюжет в своей книге. Но за этим калейдоскопом стоит тенденция: в тех условиях авторитарный путь осуществления либерального проекта был нереален.

— Я совершенно не согласен с фразой немецкого историка К.Хампе: “История не знает слова если”. Считаю, что история знает сослагательное наклонение, без него она превратилась бы в фаталистическую летопись. Если мы действительно хотим разобраться в событиях, то обязаны анализировать их со всех сторон, рассматривая различные альтернативы. Что касается созыва Учредительного собрания, то это был реальный шанс избежать широкомасштабной гражданской войны. Но для этого основные политические силы должны были согласиться на диалог с целью формирования многопартийного левого правительства, в которое вошли бы умеренные большевики (Каменев) и левые социалисты (такие как Мартов, Чернов). Однако конфликт между более правыми и более левыми сторонниками социалистического пути зашел далеко, диалог был сорван еще до собрания — и оно было обречено. 

Будем реалистами: ни созыв Учредительного собрания, ни образование социалистического правительства гарантий успеха не давали, учитывая острые проблемы, которые пришлось бы решать этой власти — чего стоили аграрный и национальный вопросы, а также индустриальная модернизация… Потребовалась бы долгая кропотливая работа по выработке единой стратегии — и неизвестно, сумели бы партии договориться. Не исключена была бы и попытка правого реванша, перспектива которого с поражением Корнилова исчезла лишь на короткое время.

И большевики, и эсеры были за социализм — да в принципе все, но нужна была добрая воля всех участников переговоров. А еще сила, подобная ленинской, чтобы сплотить участников и удержать власть. Умнице Чернову да ленинскую бы волю! Мои симпатии на стороне коалиционного лево-социалистического правительства — оно было бы куда конструктивнее ленинской радикальной группы. Но, повторю, нет гарантий, что интеллигентское правительство добрых намерений устояло бы в расхристанной, разрываемой противоречиями стране.