Сигналят маяки. Обнаружились новые точки роста российской науки.

— Первый год нашей деятельности был удачным: мы завоевали право предоставлять российскую национальную подписку всем организациям, участвующим в проекте и сдающим отчетность по научной деятельности Федеральной системе мониторинга результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы, — поделился О.Уткин. — Всего их зарегистрировано на сайте ФСМНО свыше 1600, но реально предоставляют отчетность и, соответственно, имеют доступ к бесплатному сервису WoS несколько меньшее количество организаций (примерно 1400), однако это практически все, кто в нем заинтересован. Сегодня у нас есть определенные гарантии от Минобрнауки и Государственной публичной научно-технической библиотеки (ГПНТБ — оператор подписки), что проект продлевается как минимум на текущий год. Мы хотели бы продлевать его на большие сроки, но пока дело обстоит так. Естественно, мы не прекращаем образовательной деятельности — проводим вебинары, очные семинары, онлайн-курсы для пользователей, со второй половины прошлого года совместно с Национальным фондом подготовки кадров организовали проект “Лекториум” по библиометрии и доступу к электронной научной информации. Поскольку мы работаем не только в России, но и в зоне СНГ, есть новости и на этом фронте. Недавно к нам присоединился еще один подписчик на национальном уровне — Грузия. Теперь в этом ряду Россия, Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан, Грузия, Азербайджан. Украина, несмотря на все происходящие внутри страны перипетии, централизованно организовала и оплатила доступ к WoS для 60 своих научных и научно-образовательных организаций, и этот проект мы тоже приравниваем к квазинациональному. Белоруссия и Армения пока не выведены на подобный уровень, хотя подписки там тоже есть. 

— Она существует почти везде. В 2011 году первым среди государств СНГ национальную подписку на WoS организовал и оплатил Казахстан, и с тех пор этот проект продолжается без изменений. Мы сейчас ожидаем поступления очередного транша российского финансирования (последний относился к четвертому кварталу прошлого года), доступ к WoS обеспечиваем в полном объеме, хотя эта из года в год повторяющаяся ситуация создает некоторую неуверенность в завтрашнем дне: понятно, что деньги — ресурс конечный, и от того, кто и когда примет конкретные финансовые решения, многое зависит. Впрочем, мы стараемся смотреть на ситуацию с оптимизмом. В последнее время есть сигналы, что общее отношение к науке на уровне Администрации президента как минимум не ухудшается, а по моим личным ощущениям — улучшается. 

— Что касается RSCI, то мы продолжаем его развивать за счет добавления книг из России, а также лучших журналов из других стран СНГ, которые отражают срез научного развития бывшего СССР — прежде всего из Казахстана, Узбекистана, Белоруссии. RSCI, на наш взгляд, является очень хорошим примером “белого списка” изданий, под которым мы понимаем коллекцию наиболее квалифицированных журналов, применяющих в своей работе наилучшие деловые практики, свободные от каких-то известных, но не одобряемых научным сообществом коммерческих способов публикации за деньги, а также без рецензирования, без выдержки критериев новизны научной области, которые необходимо соблюдать. Поэтому для нас сочетание журналов, входящих в изначальные индексы Science Citation Index, Social Sciences Citation Index, Arts & Humanities Index, которые до появления ESCI формировали ядро WoS (Core Collection), плюс сегодняшние ESCI и RSCI — представляет разноуровневую пирамиду, которую мы демонстрируем в качестве нашего достижения и одновременно возможности ученых из России оценить уровень своей публикации. У подошвы пирамиды располагаются Российский индекс научного цитирования и список ВАК.

— Конечно, например, одна из специальных наград, которую мы вручали недавно молодому российскому математику, была присуждена в связи с высокой цитируемостью его статьи, опубликованной в журнале “Сибирские электронные математические известия” (входит в RSCI), изданиями из ключевых коллекций WoS. Кстати, цитирование этой статьи в самой российской базе оказалось ниже, чем пришедшее извне. Это говорит о том, что вывод журналов на платформу, доступ к которой имеет большое количество внешних пользователей (у WoS это 30 миллионов человек ежедневно), дает принципиально иные показатели видимости.

— Пока прошло не так много времени — чуть больше двух лет. Могу сказать, что есть определенные пересечения между СС и RSCI, хотя мы никогда не ставили целью достижение полной идентичности этих списков журналов. Есть, конечно, и отличия. Так, RSCI включает в себя много публикаций социально-гуманитарных направлений, а журналы СС ориентированы скорее на фундаментальную науку. Несколько иную тенденцию вносит индекс ESCI, за счет которого, как я понимаю, Минобрнауки доложило о достижении планки “2,44” (2,44% мирового публикационного потока, согласно президентским майским указам 2012 года, должны составлять российские публикации в ведущих мировых базах данных. — Прим. ред.). В этот индекс, который мы тоже причисляем к СС, вошли еще около 100 российских журналов, в том числе и социально-гуманитарной направленности.

— Давайте считать: 315 — в трех “старых” индексах СС, 99 — в ESCI и 652 — в RSCI. Они частично пересекаются, поэтому мы говорим, что гарантированно свыше 800 российских журналов размещены на платформе WoS, и это количество стремительно приближается к 1000. С учетом уже проанонсированного нового проекта Минобрнауки по 100 российским журналам я думаю, что рано или поздно и эти 100 попадут в WoS.

— Время не регламентировано, оно зависит от качества журнала, его изменений, от процедур и скорости рассмотрения этих изменений, от количества и качества публикаций. Обычно не менее двух-трех лет должно пройти c того момента, как журнал попал в ESCI, до того как ему будет присвоен импакт-фактор, и только после этого можно рассматривать вопрос о дальнейшем движении. Могу сказать, что часть журналов уже были повышены и переведены в один из трех индексов СС, а некоторые издания, наоборот, перешли в ESCI. Последние переходы происходят прежде всего за счет нежелательных практик цитирования. И если журналы свое поведение не изменят, то могут выбыть и из ESCI. Если осознают свои ошибки и начнут вести себя в соответствии с международными правилами, то вернутся туда, где были. Я понимаю, что журналы имеют свои циклы развития, но бывает обидно, когда такое неплохое издание, как, например, Life Science Journal, меняет “окраску” и из журнала по биомедицине неожиданно становится “мультидисциплинарным”, переходит в разряд классических хищнических журналов, после чего удаляется и из WoS, и из Scopus. 

— Мы в этом году тоже с удивлением и радостью обнаружили, что в топ мировых публикаций попадают российские статьи по биомедицинской тематике, чего раньше не было. Возможно, это те маячки, которые скоро зададут новое направление научного развития России. Еще один вывод, который мы сделали, — количество российских публикаций растет за счет их появления в мировых престижных журналах. Это означает, что наши ученые все больше ориентируются на ведущие издания. 

Я думаю, что скоро нельзя будет рассматривать математику, физику и химию как единственные науки, которые развиты у нас лучше остальных. У России появились высокоцитируемые публикации в области астрофизики, биологии и медицины, наук о Земле. На наш взгляд, это очень интересная тенденция, показывающая, что набор предметных областей, в которых происходят эффективные научные исследования, расширяется, несмотря на то что финансирование в основном концентрируется на нескольких “прорывных” направлениях. Такой вывод дает почву для размышлений о путях развития науки, о том, насколько ее можно вгонять в какие-то рамки и “эффективно регулировать”. У нас перед глазами пример Казахстана, где в виде приоритета на государственном уровне была поставлена задача коммерциализации научных знаний. Однако результат оказался нулевым. Более того, там разра­зился колоссальный скандал, связанный с тем, что при грантовом финансировании научных проектов был введен критерий коммерческого софинансирования, который потенциально вроде бы повышал возможности коммерциализации. Но получилось так, что объективная экспертная оценка по качеству заявки нивелировалась наличием или отсутствием софинансирования. То есть идея была изначально хорошая — вкладывать деньги туда, где просматривается экономический эффект, а в результате это оказалось воспринято как некий коррупционный элемент, когда за счет привлечения какого-то кошелька можно было выбить деньги для финансирования заведомо несостоятельного научного проекта. Получилось, что фундаментальная наука осталась за скобками, а “прикладной эффект” носил сиюминутный и совсем ненаучный характер.

— У меня складывается впечатление, что не всегда, ведь мы порой наступаем на те же грабли. 

— Оптимизм есть. Он, возможно, отчасти наивен и почерпнут не из достаточного количества источников, но основывается на заявлениях о растущем понимании значения и роли науки со стороны руководства страны. Я очень верю в то, что эти заявления получат дальнейшее развитие и те вспомогательные инструменты, которые мы предлагаем, послужат, благодаря нашей ценовой политике и высоким критериям качества, хорошим подспорьем. Мы хотим помочь поддержать идею необходимости инвестирования в научные исследования, открывающие будущие возможности, независимо от краткосрочного результата. Объективно есть некоторый разрыв между усилиями, которые прикладываются здесь и сейчас, и результатами, которые будут получены в дальнейшем. Приведенный мною пример Казахстана говорит о том, что даже при наличии хорошей идеи о коммерциализации научных результатов все же нужно поддерживать фундаментальную науку. Время все расставляет по местам, и рано или поздно часть фундаментальных исследований трансформируется в коммерческие разработки, а часть останется в виде интеллектуального резерва для будущих поколений и когда-нибудь послужит совершению новых открытий. На это же направлена та дополнительная польза, которую приносим мы, когда экономим время ученых, отсеивая заведомо лишнее и ненужное и позволяя им фокусировать свое время на лучшем научном контенте, который существует в мире.