Андрей БОРИСЕНКО — борт-инженер космического корабля “Союз ТМА-21” и командир 28-й экспедиции на Международную космическую станцию (МКС). По окончании вуза был младшим научным сотрудником войсковой части ВМФ в Ленинграде, затем работал в ракетно-космической корпорации “Энергия” им. С.П.Королева, был сменным руководителем полетов в Центре управления полетами (ЦУП). С 2003 года — в отряде космонавтов, с 2005 года — космонавт-испытатель. Стартовал в космос 5 апреля 2011 года, приземлился 16 сентября, продолжительность полета — 164 суток 5 часов 41 минута 19 секунд.
— Андрей Иванович, начало вашей биографии явно “заточено” на будущую профессию (Юношеский клуб космонавтики Ленинградского дворца пионеров, знаменитая 30-я физматшкола, диплом Военмеха — Механического института им. Д.Ф.Устинова по специальности “Динамика полета и управление летательными аппаратами”). В каком возрасте вы ее выбрали?
— Очень рано для принятия серьезных решений, в пятом или шестом классе. Тем не менее с этого момента стал искать пути к своей цели. Скажем, в 8 классе увидел в школе объявление о наборе в Клуб космонавтики и успел подготовиться к последнему в том году собеседованию. Наверное, это был уже взрослый поступок. На такой ранний выбор повлияли книги, прежде всего качественная научная фантастика — Жюль Верн, Александр Беляев, Сергей Снегов, Сергей Павлов, братья Стругацкие, Станислав Лем, Рэй Брэдбери… Телевидение и кино в меньшей степени — интересных программ и фильмов о космосе тогда было мало.
— Вы — 522-й человек, побывавший на орбите, 200-й космонавт, посетивший МКС, и 110-й российский космонавт. Согласны с тем, что пилотируемые полеты в космос перестали быть сенсацией, а ваша профессия переходит в разряд массовых, если не рутинных?
— Если соотнести общее количество землян, побывавших в космосе, с численностью населения планеты, станет понятно, что говорить о массовости нашей профессии пока рановато. И не везде она перестала владеть умами молодежи. Вот сейчас впервые в истории идет открытый набор в российский отряд космонавтов. Подано около 160 заявлений. (Для сравнения: в США в рамках аналогичного набора НАСА получило 6500). Стране, которая первой покорила космос, есть о чем задуматься. Например, о том, каковы профессиональные ориентиры ее подрастающего поколения. Банкир? Юрист? Коммерсант? Достаточно ли у нынешних подростков информации для принятия тех самых судьбоносных решений о своем будущем?
Нам надо расширять кругозор школьников, вовлекать их в научно-техническое творчество, о чем я говорил недавно на заседании правительства Санкт-Петербурга, где была принята программа развития дополнительного образования в этой сфере. Тогда через 10-15 лет отбоя не будет от желающих попасть в отряд космонавтов.
— Ваша учительница рассказывает, что в старших классах вы интересовались лишь тем, что связано с космосом, — физикой, математикой, астрономией. Плюс… батутная акробатика. Из общественных нагрузок — работа в активе школьной библиотеки. Ваш прицел не сбился, не потянуло, скажем, в IT-шники?
— Не потянуло хотя бы потому, что тогда и понятия такого не было — IT-шник, хотя вычислительную математику нам преподавали. Я специально пошел в физматшколу после 8 класса обычной, чтобы получить знания в области точных наук, необходимые для поступления в Военмех. И вуз выбрал так же осознанно.
— В НПО “Энергия” старшие товарищи не напоминали вам сакраментальную формулу: “Забудь все, чему тебя учили в институте”?
— Для нашего вуза и для моей специальности эта формула не актуальна. Практически все, чему нас учили, пригодилось напрямую либо как база для принятия профессиональных решений. Об одном жалею, что ни в школе, ни в вузе не уделял должного внимания английскому языку, причем не техническому, а разговорному, который необходим при подготовке к полетам в космос и работе на МКС.
На борту станции мы общаемся в смешанной манере: с американскими коллегами говорим на английском, они с нами — на русском. Такая практика стала общепринятой: понять сформулированую иностранцем мысль на твоем языке проще.
— Можно ли исходя из вашего опыта работы в международных коллективах сравнить российский и американский уровни высшего образования?
— На мой взгляд, система образования — производная от экономической модели каждой страны. В США образование более узкое, прагматичное, специализированное. В чем это проявляется? Скажем, у нас в ЦУП управлением бортовой системой корабля занимаются 5 человек, у них — 50. Каждый досконально знает свой участок работы, но не в состоянии заменить смежника. У нас, напротив, взаимозаменяемость и обширные познания, но, чтобы “залезть в глубь проблемы”, требуется изучить дополнительную литературу.
Что лучше, сказать сложно. Лично я — сторонник нашей системы как более надежной. Когда не все идет по инструкции, мы быстрее находим правильное решение.
— Будучи сменным руководителем полетов в ЦУП, общаясь с космонавтами, в том числе в нештатных ситуациях, вы ставили себя на их место?
— Конечно. Однажды сделав свой выбор, я каждое место работы или учебы рассматривал через призму будущего космического полета.
— А возникали на пути к цели опасения, что планы могут рухнуть?
— Наверное, подобные опасения — часть профессии космонавта. Это не страх студента перед экзаменом. Хотя наши экзамены студентам и не снились: ты отвечаешь один на вопросы 10-15 преподавателей в течение полутора-двух часов. Но, по крайней мере, все или почти все зависит от тебя. Стресс возникает от боязни незапланированной неудачи, нелепой случайности, подстерегающей при подготовке к полету. К примеру, один из членов готовившегося к старту экипажа вечером перед вылетом на Байконур пошел на рыбалку в Звездном городке. Он поймал щуку и, снимая с крючка, уколол палец. Через два дня палец распух. Не только карьера этого человека повисла на волоске — могли отстранить от полета весь экипаж. К счастью, обошлось, наши квалифицированные врачи привели его в норму.
— Космонавт летит на орбиту во всеоружии знаний и умений. Каков алгоритм их использования — строго в рамках программы или возможно проявить инициативу?
— Современная пилотируемая космонавтика сильно отличается от других видов деятельности, даже от авиации. Земля планирует твою штатную работу и диктует линию поведения в нештатных ситуациях. Лишь в случае, если негативный сценарий быстро развивается, что ставит под угрозу жизнь членов экипажа или сохранность техники, ты должен сам принять решение, но тоже согласовать его с Землей. Последнее слово всегда за ней. В этом — залог безопасности космических экспедиций. Конечно, может случиться, что времени на переговоры с Землей не будет в принципе и тогда придется действовать исходя из собственного багажа знаний и умений. К этому нас тоже готовят.
— То есть космонавт — все-таки не механический исполнитель воли Земли?
— Ни в коей мере. Ты осознаешь, почему дается та или иная рекомендация, и профессионально ей следуешь. Иначе без глубокого понимания смысла выполняемых операций однажды совершишь ошибку, цена которой может оказаться запредельной.
По опыту работы в ЦУП и на орбите могу заверить: Земля плохого не посоветует и разумную инициативу космонавта поддержит. Так было у меня при демонтаже аппаратуры из комплекта “Регул” (это система обеспечивает прием команд с Земли). Задачу усложнял очень ограниченный объем пространства. Я вспомнил рассказ нашего институтского преподавателя, фронтовика, о маленьких хитростях сборки и разборки реактивных “Катюш”. В боевых условиях для фиксации мелких деталей применялся пластилин. Ну а мне в условиях невесомости в качестве подручного материала сгодилась жевательная резинка.
— В ходе вашего полета произошла авария ракеты-носителя, приведшая к потере грузового корабля “Прогресс”, который должен был доставить на борт МКС продовольствие и научную аппаратуру. И это не единственная авария в космосе за последнее время. Наметилась тенденция. Чем вы ее объясните?
— С одной стороны, космические полеты как были сложнейшими техническими экспериментами, так ими и остались, даже спустя полвека после полета Гагарина. Риски, сопряженные с ними, тоже сохраняются. Абсолютно надежной техники не бывает. Поэтому рано или поздно, по теории вероятности, отказы должны происходить. Вопрос только в том, когда это случится и на какой стадии полета.
С другой стороны, в последнее время участились происшествия, обусловленные не теорией вероятности, а состоянием космической промышленности, до конца не преодолевшей упадок 1990-х, и человеческим фактором. Невысокий уровень зарплат привел к тому, что часть профессионалов из отрасли ушла, другая часть где-то подрабатывает, чтобы сводить концы с концами. А длительное совмещение приводит к тому, что у людей накапливается усталость, при всем желании и умении они начинают допускать ошибки.
— Молодежь идет в космическую отрасль или ее такие материальные условия не устраивают?
— Мне сложно говорить обо всей отрасли. Я — космонавт-испытатель, моя трудовая книжка лежит в Центре подготовки космонавтов. К нам на предприятие молодежь приходит. Иногородним предоставляют общежитие. Но как только у молодого специалиста появляется семья, ему нужна квартира. У нас в отличие от нефтегазовой промышленности заработать на нее сложно. Молодым космонавтам, которые готовятся к полету, руководство старается выделить служебное жилье. Иными словами, за время работы тебе нужно решить свой жилищный вопрос, но как?
Деньги, которые космонавт получает за свой полет, позволяют приобрести однокомнатную квартиру в Подмосковье. Что будет завтра, сказать затрудняюсь. И все же надеюсь на перемены к лучшему.
— Итак, у вас возникла детская мечта, спустя 35 лет вы ее реализовали. Что дальше?
— Появилась новая — вернуться на орбиту. Мечтаю слетать еще столько раз, на сколько хватит знаний и здоровья.
Беседу вел Аркадий СОСНОВ
На снимках: тридцать лет назад первокурсник Военмеха Андрей Борисенко (крайний справа), затаив дыхание, слушал рассказ выпускника вуза, прославленного космонавта Георгия Гречко. Сегодня уже он сам, космонавт-испытатель, выступает перед студентами родного вуза. Значит, кто-то из них “по проторенной дорожке” непременно отправится в космос.
Фото Александра КРУПНОВА
и Павла МАРКИНА
Нет комментариев