В рамках сотрудничества Российского фонда фундаментальных исследований и компании Elsevier в Томске, на базе Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники, прошла научно-практическая конференция “Региональное лидерство в науке и инновациях”.
Подобные мероприятия — это возможность увидеть российскую науку, отраженную в зеркале одного из основных международных индексов цитирования — Scopus и аналитических сервисов, предназначенных для мониторинга глобальной науки.
На конференциях, проводимых совместно РФФИ и компанией Elsevier, выступают с докладами администраторы науки крупных исследовательских центров, ценным опытом делятся ученые и чиновники. Эти встречи нужны, прежде всего, для того, чтобы обсудить возможные пути решения ряда проблем, связанных с недостаточной известностью в мире публикаций российских ученых.
Причин тому масса — это и не соответствующий мировым критериям уровень большинства отечественных научных журналов, и отсутствие англоязычных версий статей, и неумение российских авторов представить свои работы в нужном месте и в нужный момент. Все это приводит к тому, что мир не видит 90% статей российских ученых! Впрочем, столь печальную ситуацию можно изменить. Об этом шла речь во многих выступлениях на томской конференции. Как показывает опыт РФФИ, подобные мероприятия не проходят бесследно, ведь темы, связанные с подготовкой публикаций международного уровня, актуальны для многочисленных грантодержателей фонда.
Один из интереснейших докладов сделала заместитель начальника Управления инновационного развития Президиума РАМН доктор биологических наук Наталия Куракова, которая около двух десятков лет занимается научно-технологическим прогнозированием. Сегодня Наталия Глебовна вовлечена в реальную инновационную деятельность: она имеет статус квалифицированного инвестора, управляющего директора крупного венчурного фонда, выступает экспертом и консультирует исполнителей большого количества биомедицинских проектов. После завершения конференции мы встретились с Наталией Кураковой и постарались выяснить, что нужно сделать, чтобы российская наука достойно предстала на международном уровне. Наш разговор начался с вопроса о научно-технологическом прогнозировании и его связи с публикационной активностью.
— Ваш доклад на конференции в Томске назывался “Формирование исследовательских стратегий: новая методология и новые инструменты”. О какой методологии идет речь?
— Сегодня мы должны осознавать, что современная наука представляет собой необычайно динамично меняющиеся исследовательские направления, зачастую очень дорогие. При имеющихся у нас средствах мы не можем позволить себе включаться в серьезные научные проекты, для осуществления которых в России нет компетенций мирового уровня. Прежде всего нам нужно провести аудит наших исследовательских возможностей в любом научном центре России — будь то университет, куда сейчас направляются основные средства на науку, или институт РАН — и выстроить систему координат, которая покажет, где мы и где мир, с кем нам имеет смысл выстраивать научные коммуникации, чьи ошибки и достижения нам следует учитывать. Чтобы понимать, кто что делает, куда ведут мейнстримы науки, нужно внимательно изучать научную периодику, использовать современные наукометрические механизмы, которые многое делают совершенно очевидным.
Наука в России сегодня очень разная, в ней большая составляющая псевдонауки, поэтому нам нужно научиться отделять зерна от плевел, научиться находить коллективы, которые работают на мировом уровне, поддержать их, не обижая при этом тех, кто не вошел в число “передовиков”. Часто причина “отставания” — отсутствие англоязычных публикаций, из-за чего системы идентификации лидеров мировой науки просто не видят наших ученых. Иногда складывается впечатление, что российская наука живет в комнате без зеркал: она не может определить, растолстела она, подурнела или помолодела: она этого не видит, поскольку ни в чем не отражается.
— Но ведь усилия по выявлению конкурентоспособных научных коллективов и российских разработок мирового уровня предпринимаются в стране на протяжении многих лет. С начала 1990-х проводит скрупулезную экспертизу проектов РФФИ, почти пятилетку ищет лидеров наноиндустрии РОСНАНО, в аналогичную работу включился Фонд “Сколково”, специальная комиссия выбирает ведущих ученых, достойных мегагрантов в рамках правительственного постановления №220. Разве этого недостаточно?
— Конечно, работа, о которой вы говорите, очень важна и важно экспертное мнение, на котором она основывается. Но предшествовать этому должен тщательный анализ ситуации в мировой науке, ее своеобразное “препарирование”, которое сегодня позволяют осуществить современные наукометрические инструменты.
Современная наука — сложный конгломерат с разнонаправленными векторами развития. Приложение SciVal Spotlight к базе данных Scopus (производитель — компания Elsevier) детализирует науку сегодняшнего дня примерно на 84 тысячи кластеров! Это происходит так: определяются 15 предметных областей (биология, химия, физика и т.д.), в них — 554 дисциплины (например, в медицине — клиническая медицина, фармакология и т.д.) и уже в рамках отдельных дисциплин выделяются сами кластеры. Причем формируют их не эксперты, весь “фокус” в том, что никто самостоятельно никаких решений по структуризации науки не принимает. Выявляют новые зарождающиеся научные направления (или “кластеры” в терминологии SciVal Spotlight) сами ученые, и основным принципом выделения является тот факт, что вдруг в мире одновременно несколько ученых, живущих в разных странах и никак друг с другом не связанных, начинают писать статьи об одном и том же и активно цитировать друг друга. Могут возникнуть кластеры, формирующиеся на основе всего лишь нескольких статей!
Примерно тем же путем идет компания Thomson Reuters (США), хотя ее разделение науки на новые исследовательские направления менее детализированно. “Кластеры” американцы заменяют “фронтами исследований”, и всю науку они представляют в виде примерно 8000 “фронтов”. Таковы данные на сегодня, а завтра это количество может несколько уменьшиться или увеличиться.
Подчеркну, что речь идет только о новых научных областях. Ни ботаники с пестиками и тычинками, ни биологии беспозвоночных там, скорее всего, нет. Фактически производители новейших аналитических наукометрических сервисов кладут руку на пульс науки и безо всякого экспертного мнения, лишь на основе кросс-цитирования и семантики, говорят: внимание — зарождается новое исследовательское направление, его сформировали 38 ученых, разбросанных по всему миру.
По версии Tomson Reuters, клиническая медицина — самая мощная современная область глобальной науки, на нее приходится 1729 “фронтов”, за ней следует химия, затем физика. На экономику как науку (они называют ее “экономика и бизнес”) приходится всего 161 фронт, или только 8% от глобальной науки. Поэтому если у нас 51% аспирантов (а аспирант — это двигатель науки) — экономисты, это значит, что структура национальной науки не соответствует структуре глобальной и не понятно, чьими головами и руками мы будем достигать технологического лидерства.
Сейчас наука имеет такую динамику обновления и такой высокий разброс фронтов наступления, что, как бы тщательно экспертное сообщество ни было сформировано, оно физически не в состоянии этого обозреть. Поэтому, не умаляя значимость экспертного анализа, я считаю, что экспертизе должна предшествовать наукометрическая “алгоритмизация”. И только потом — “ручная доводка”.
— То есть наукометрия превращается в очень значимый инструмент.
— Я бы даже сказала, грозный инструмент, от которого зависит капитализация ученого. Первой ласточкой стало правительственное постановление №220, когда на основе сопоставления индексов Хирша предполагалось решить, кто из ученых достоин мегагрантов. На самом деле этот показатель — в каком-то смысле реликт, потому что он оценивает исследователя по прошлым заслугам. Возможность прогноза — вот что гораздо важнее подсчета цитирований, полученных пять лет назад. Нас должно волновать, на что способен ученый в ближайшем и отдаленном будущем. Нам интересно, кто получит признание завтра. И не важно, что в настоящий момент этот ученый имеет совсем немного цитирований.
Хочу подчеркнуть, что продукты Elsevier и Tomson Reuters ни в коей мере не стоит рассматривать как указание к действию: такие-то группы нужно отключить от финансирования. Они помогают корректировать исследовательские, публикационные стратегии, искать продуктивных соавторов. Это рекомендации, но не вердикты.
— Механизмы, которые позволяют делать прогнозы, уже существуют?
— Конечно. Система SciVal Spotlight, например, показывает, что исследовательской компетенцией мирового уровня в РАМН сегодня обладает пока малоизвестный ученый из Томска Глеб Зюзьков, у которого всего 27 публикаций на английском языке и всего
3 цитирования! И хотя по этим показателям он не может считаться публикационным лидером, система отмечает точное соответствие направления его научных работ назревающему мировому исследовательского тренду.
— А можно ли доверять этой системе? Может быть, есть прогнозы, которые уже оправдались?
— Пока для ретроспективы у нас нет оснований, так как появление аналитических систем, о которых я говорю, приходится на 2009-2011 годы. Вообще, это удивительный случай, когда конкуренция двух международных индексов цитирования (Web of Science и Scopus) рождает фантастическую россыпь инновационных аналитических сервисов. Впрочем, некоторые косвенные подтверждения существуют. Например, капитализация ученого и его вовлеченность в инновационную практику. Тот факт, что Европейское общество ученых присвоило Г.Зюзькову звание “Выдающийся ученый Европы”, говорит о многом. Специалисты крупных компаний работают с аналитическими системами не ради присвоения званий и воздания почестей, а ради выявления коммерчески ценного знания и включения его в свои процессы коммерциализации. Они используют эти инструменты в формате открытых инноваций, о которых мы так много говорим, но пока в основном как о фигуре речи.
— А можно ли с помощью этих систем что-либо предпринять, чтобы ученый или коллектив стали лидерами “новой науки”?
— Можно, ведь это абсолютно “инструментальные” механизмы. Задача ученого — грамотно о себе рассказать, желательно на английском языке. Не выдавая никакой технической сущности, просто проинформировать, что в таком-то городе и таком-то университете есть научная структура, которая умеет делать вот это. Система обязательно их “зацепит”. Сейчас публикации становятся моделью трансфера знаний, моделью коммерциализации и капитализации ученого.
Приведу интересный пример. Всего одна совместная с Гарвардским университетом публикация Кемеровской государственной медицинской академии получила 722 ссылки, в 2,5 раза опередив совокупную цитируемость публикаций Российского онкологического центра им. Н.Н.Блохина (271 цитата)! Или еще один опыт: ученые из НИИ психического здоровья РАМН Ю.Юров и С.Варсанова создали новый международный журнал “Молекулярная цитогенетика”, что во многом способствовало их признанию в качестве мировых лидеров по данному направлению. Это абсолютно правильный путь: выбрать новый “фронт исследований” (в котором еще мало узкотематических журналов) и запустить новое научное издание.
— Если уж мы снова вернулись к “фронтам”, спрошу про нанотехнологии. Несколько лет назад это направление было выбрано в России в качестве столбовой дороги прогресса. С позиций наукометрии этот выбор был оправдан?
— Как мейнстримное направление оно было определено абсолютно верно. Единственное, чего тогда не учли, — что в 2007 году в нанотехнологиях мы уже были не конкурентоспособны. Высокий уровень наноисследований у нас в стране наблюдался до 1993-1995 годов, он был сравним со среднемировым, а дальше мы стали стремительно утрачивать свои позиции, судя по показателям нормированного цитирования отечественных публикаций. Поэтому начинать “нанореволюцию” нам надо было с пониманием того, что в России мало конкурентоспособных разработок мирового уровня. В РОСНАНО к этому выводу пришли достаточно поздно. В марте этого года они признали, что в России нет достойных наноразработок, поэтому показатели в 900 млрд рублей (суммарный объем нанопродукции в стране. — С.Б.) к 2015 году выполнены быть не могут, и они начинают инвестировать в зарубежные проекты.
— Я даже боюсь спросить про Сколково.
— Уверена, что в Сколково такого не произойдет. В феврале в СколТех приехали ключевые люди из американского MIT, Кембриджа, лондонского Империал колледжа, и, когда я перед ними выступала, меня поразило, что слушающие меня гуру впервые узнали о новейших наукометрических инструментах. Я не сомневаюсь, что они начнут освоение этих систем. Наверняка в СколТех будет создан Центр научно-технологического прогнозирования, в котором все это будет использоваться.
— РФФИ проявляет интерес к вашим исследованиям?
— Да, и реакция Фонда очень благожелательна. На предыдущей конференции в Казани я рассказывала, до какой степени мы не знаем своих героев, и назвала конкретные фамилии недооцененных ученых РАМН, научный вес которых позволили выявить современные наукометрические инструменты. Было очень приятно, когда представители РФФИ подошли ко мне и сообщили, что все люди, которые были названы, уже на протяжении ряда лет получают поддержку фонда. И для меня это было очень радостно и важно.
Беседовала Светлана Беляева
Фото Николая Степаненкова
Нет комментариев