Цветет река Волга. Символу России требуется помощь.

Готовясь к встрече с главным научным сотрудником Института экологии Волжского бассейна (ИЭВБ РАН), член-корреспондентом РАН Геннадием РОЗЕНБЕРГОМ, корреспондент “Поиска” пролистал несколько его книг и обнаружил, что автор ссылается на массу известных писателей, поэтов, исследователей, естественно, не подозревавших, что их имена используют для пропаганды экологии. О серьезной науке, которая постоянно на слуху, ученый пишет легко, с юмором. Экотонный эффект перехода, скажем, леса в луг описывает словами Владимира Высоцкого: “А на нейтральной полосе — цветы необычайной красоты”. Гипотезу специализации полов в популяции сопровождает следующее наблюдение из польского юмористического журнала “Пшекруй”: “Девушка может, скорее, рассчитывать на успех в столице, парень — в провинции”.
— Начнем издалека: как вы стали экологом? 
— В детстве я был серьезным: закончил с серебряной медалью математическую школу в Уфе, — вспоминает Геннадий Самуилович. — Подал документы на мехмат МГУ, но не добрал баллов: в тот год (1966-й) одновременно выпустили 10-е и 11-е классы. Вернулся домой, не позаботившись взять справку о сдаче экзаменов в МГУ, заново их сдал и поступил на физмат Башкирского университета. И не пожалел, потому что познакомился с блестящими профессорами, в том числе с Семеном Рудерманом, одним из крупнейших специалистов по теории вероятности. Этой наукой я и стал заниматься, а заодно математической статистикой, пока увлечение ими не перебила геоботаника, — ее преподавал Борис Миркин. Он и привил мне манеру писать с юмором — у него это получалось превосходно. Теперь меня интересовало состояние растительности и почв, а от них — один шаг до общей экологии, к которой подключил математическое моделирование. Чтобы устранить пробелы в образовании, параллельно закончил биофак. 
— Но на КВН время оставалось?
— Да. Им я увлекся еще в школе, хотя смутно представлял, что это такое, — телевизора дома не было. Организовал команду ИГНАТ (по первым буквам имен участников), и мы стали играть с соседними школами. А когда пришли в университет, увлеклись уже серьезно. Команда обнаружила у меня лидерские качества и назначила капитаном. Ребята были хорошие (кстати, все в жизни состоялись), и команда получилась неплохая — нас даже пригласили в Москву. На телевидении, желая образовать новичков, подсказали, кто из профессиональных юмористов может нам помочь, и назвали расценки, кто сколько берет за сценарий. Мы скромно ответили, что пишем сами, и показали текст. Телевизионщики ахнули: здорово, но не пойдет — слишком раскованно получается. У нас, скажем, была фраза: “С нами посоветовались, и мы решили: наша хата с переднего края”. При монтаже “с нами посоветовались” вырезали. И что смешного, спрашивается: “Мы решили — наша хата с переднего края”? Однажды на дуэли капитанов (когда отвечать надо было с ходу) меня спросили: кем и на каких условиях я бы вернулся в университет? Я и выпалил: ректором и на любых! Этого было достаточно, чтобы ректор (у студентов он проходил под прозвищем киплинговского Шерхана) обиделся, и вместо поступления в аспирантуру я отправился на два года служить офицером в Комсомольск-на-Амуре. И оттуда всеми правдами и неправдами добивался отпуска и приезжал играть в КВН. Участвовал в знаменитой игре с Одессой, а потом вместе со всеми переживал разгром. Хотя разминку (а это было едва ли не самое интересное, когда команды демонстрировали находчивость и остроумие) мы выиграли. Потом капитан одесситов сказал об этом так: “Команда, выигравшая разминку, не имеет права проигрывать так крупно”. И добавил: “А победители не имели права проиграть разминку”. Но самые лучшие шутки, пожалуй, относятся к школьной поре. Нас, десятиклассников, приглашали в жюри судить команды пяти- и шестиклассников. Запомнилось картинка: голая пятка, а в нее пытаются вбить гвоздь. И подпись: “Смело, товарищи, в ногу!” Еще рисунок: лапоть и ботинок стоят рядом. Подпись: “Ходоки у Ленина”. (Подозреваю, что остроумие демонстрировали родители.)
Вернулся из армии в 1973 году и попал в Институт биологии Башкирского филиала Академии наук. В 33 года защитился и в то время был самым молодым доктором биологических наук в академии. Но что-то не заладилось, и я написал Г.Марчуку, тогдашнему президенту академии, насчет работы. Мне предложили два места: в филиале академии в Коми и только создававшемся Институте экологии Волжского бассейна. Выбрал Тольятти, потому что к Уфе ближе, и очень быстро понял: это мой институт по духу. А когда через три года объявили первые открытые выборы директора (участие принимали все, включая уборщиц и шоферов), выдвинул себя. В программной речи что-то такое говорил по сути, но точно помню, что обещал быть веселым директором. И оставался им 28 лет — почти что рекорд — для чего пять раз проходил выборы на всех уровнях: от института до Президиума академии. 
— Вроде бы к созданию института приложил руку знаменитый полярник Иван Папанин?
— На это счет есть легенда. Иван Дмитриевич Папанин, директор Института биологии водохранилищ в Ярославской области (поселок Борок, сейчас — Институт биологии внутренних вод РАН), решил создать биостанцию на Куйбышевском водохранилище, которое только начало заполняться (1955 г.), чтобы следить за происходящими там процессами. Предполагалось, что находиться она будет в Ульяновске. Папанин плыл на теплоходе и Ульяновск проспал, а капитан, наслышанный о несдержанном характере известного полярника, побоялся его будить. Проснулся Папанин в Куйбышеве, отправился в горком, и городские власти уговорили его строить биостанцию в этих местах. Так вышло, что остановились на окраине старинного города Ставрополь на Волге (ныне ­Тольятти). Это был 1958 год. Со временем (в 1983 году) биостанция превратилась в институт. 
— Как это понимать: Институт экологии Волжского бассейна?
— ИЭВБ “отвечает” за территорию в 1360 тысяч кв.км. Это приблизительно две Франции или 8% территории РФ, на которой живут 56 млн человек, почти треть населения страны. Дело, конечно, не в статистике, а в той огромной нагрузке, которую испытывает здесь Волга. Благодаря каскаду ГЭС она уже не течет “издалека долго”, а превратилась в систему водохранилищ. Они не промываются, вода в них застаивается, цветет, и рыбе нечем дышать. Много ценных видов (белуга, осетр, севрюга, шип) исчезло или их численность резко сократилась, а их место заняли те, которые поплоше. Появились и акклиматизировались так называемые “вселенцы”, завезенные на Волгу из других рек и водоемов. Процессы вселения не всегда негативные, но за ними надо следить и изучать. 
Интересно, что о проблемах Волги говорили еще в 1934 году на сессии АН СССР. Ведущие биологи (экологов тогда не было) предупреждали о последствиях, грозящих главной реке страны в результате осуществления сталинской программы преобразования природы. Но никто и представить не мог, что Волга зацветет, как заурядный подмосковный пруд. Решить проблему можно, изменив, например, соотношение азота и фосфора в воде так, чтобы вредные сине-зеленые водоросли сменить обыкновенными зелеными, которые с удовольствием будут истреблять рачки. Но представьте наше водохранилище-море: сколько пришлось бы в него всыпать азота и хорошенько перемешать! Сегодня это не осуществимо. В северных странах нашли оригинальное решение: дно водоемов там выкладывают зеркалами (конечно, не полностью): освещенность воды меняется, состав водорослей тоже. Но и этот метод для нас не годится по той же причине — слишком дорог. И все же возможности есть: очистили же американцы свои Великие озера! Для начала они запретили выпуск стиральных порошков, содержащих вредный для воды фосфор. И мы можем сделать то же, будь на то политическая воля. Еще в 1972 году ЦК КПСС приняло постановление о качестве воды в Волго-Каспийском регионе. Постановление важное: оно запустило строительство очистных сооружений на крупных предприятиях страны. И они действуют. Беда — в нерегулируемых стоках с полей и ферм: их не очищают и не контролируют сброс.
В прошлом году приняли новую программу оздоровления Волги, подготовленную Министерством природных ресурсов. Она дешевле предыдущих, но направлена только на совершенствование очистных сооружений. И мне не верится, что из этого проекта выйдет что-то путное. 
— А вы что предлагаете?
— Моя идея — глобальная. Если мы действительно хотим, чтобы вода в Волге стала чистой, в ней снова появились осетр и белуга, а сельдь в бочку не помещалась (знаменитый залом), необходимо разработать национальный проект сохранения и разумного использованию богатств главной реки страны (как, скажем, программа “Здоровье”) и включить в него закон о Волге. Только не надо вставлять в него слово “охрана”, не надо вводить запретительные меры. По моему глубокому убеждению, есть два железных условия выполнения любого проекта: помимо денег это желание, подчеркну, его выполнить. Не будет такого стремления — толку не жди. Одними штрафами результата не добьешься. 
Закон должен предусматривать рациональное природопользование на огромной территории: какие, скажем, заводы здесь могут находиться, а какие — нет. Рассматривать различные аспекты: транспортные, рыбоводческие и массу других. Надо установить квоты на загрязнения воды — все равно полностью запретить их невозможно. Загрязнения предприятиям будут нормировать и за нарушения наложат очень серьезные штрафы. Но если дела у завода в этом плане обстоят не так уж и плохо, он может продать часть своих квот соседу, чье положение хуже. Главное, что перейти границу дозволенного будет нельзя. И, конечно, квоты нельзя давать навечно — постепенно они должны сокращаться. Но чтобы эта система работала, необходимо установить мониторинг и контроль за качеством воды. Добавлю обязательное экологическое просвещение специалистов и чиновников, отвечающих за проект. 
— Вернемся к книгам. Сколько всего вы их написали?
— Первую серьезную книгу написал вместе с Б.Миркиным. Все они разные по масштабу и объему, но, думаю, около 60 будет. Уверен, о науке надо говорить легко, как это делали братья Стругацкие. Горжусь, например, что выпустил “Календарь эколога”, показал срезы науки, привел важнейшие даты, дал портреты классиков. Ведь многие их работы (даже наших авторов) мы не читали, но охотно на них ссылаемся. С удивлением, например, узнал, что академик Владимир Сукачев в 1943 году впервые ввел термин “биогеоценоз” — направление науки, охватывающее экосистемы. И долго его не использовал: удачный термин могли “перехватить”, но шла война, и он зря беспокоился. Собрал работы и высказывания иностранных светил экологии — что-то сам перевел, что-то друзья помогли — и издал “Антологию экологии”. 
Двухтомник по теоретической экологии писал, наверное, лет 30, другие книги получались с ходу. Одна брошюра — что называется — из ряда вон: на экологию посмотрел глазами поэтов: как описывали природу, растения и животных, скажем, Тютчев, Пастернак. Из любимого мной Иосифа Бродского:
“Вновь я слышу тебя, комариная песня лета!
Потные муравьи спят в тени курослепа.
Муха сползает с пыльного эполета
лопуха, разжалованного в рядовые.
Выраженье “ниже травы” впервые
означает гусениц. Буровые
вышки разросшегося кипрея
в джунглях бурьяна, вьюнка, пырея
синеют от близости эмпирея…”
И далее описание более 30 видов растений и животных. Класс!
— Что за люди экологи, не слишком ли категоричны? Пугают нас: и то нельзя, и это… А жить-то надо.
— Действительно, есть так называемые “зеленые”, среди них немало экстремалов, любителей попугать. Поэтому стараюсь писать весело, чтобы как-то сгладить впечатление. Но все зависит от людей, поэтому нельзя сказать: мол, экологи, они такие… Знаю экологов — людей адекватных, занимающихся фундаментальной наукой. Мы даем ту информацию, которая есть, хотя, возможно, немного сгущаем краски. Пример, нас напрямую не касающийся: Рейну (реке в Германии) когда-то вынесли приговор, назвав его “сточной канавой Европы”. Действительно, было такое, но реку потом отчистили. Моя точка зрения: наукой надо заниматься профессионально. Как криминалисты ищут улики, факты, доказательства, так и экологи. Хозяйственники сколько угодно могут кричать, что ради прокладки, скажем, новой магистрали необходимо вырубить лес. А экологи говорят: нет, этого делать нельзя, потому что на основании многих фактов знают, к каким последствиям это приведет. 
Мы пишем книги, выступаем. Вместе с Экономическим университетом в Самаре (СГЭУ) недавно провели пятую по счету конференцию “Инновационные подходы к обеспечению устойчивого развития социо-эколого-экономических систем”. Стараясь соединить их вместе, ищем рычаги управления, подходы, как проблемы сохранения природы решать комплексно, как добиться, чтобы предприниматели, хозяйственники, чиновники захотели выполнять проекты экологов. Пойти дальше: составить масштабную программу оздоровления Волги и сравнить ее с действующими, чтобы посмотреть, чем они отличаются и в какую сторону. 
Юрий ДРИЗЕ
Фото предоставлено Г.Розенбергом

Нет комментариев