Когда в Калининграде стали восстанавливать Кафедральный собор, в администрацию области зачастили предлагавшие свои услуги архитекторы и менеджеры. Однако, узнав, что ни рублей, ни марок на эту работу не выделено, тут же исчезали. И только Игорь Одинцов, полковник в отставке, не терял энтузиазма. Задавшись идеей возрождения древнего храма, полсотни лет после бомбежки английской авиации простоявшего в руинах, он понимал: надо не просто деньги найти и соратников собрать, надо изменить в обществе отношение к этому уникальному памятнику культуры.
Сегодня Калиниградский собор жив. В нем сияют люстры, звучит органная музыка, сюда приезжают с концертами лучшие исполнители мира, здесь открыт музей Канта, отмечаются самые торжественные события жизни области. А недавно под сводами отстроенного собора Игорю Александровичу Одинцову вручили диплом почетного профессора Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта.
Из руин, как из пепла
Первый раз увидев обвалившиеся стены, без крыши, с устрашающе зияющими проемами стрельчатых окон, я решила, что только государствам под силу восстановить такое сооружение, потратив на это непомерной величины средства. В советские времена на это денег, а главное — желания, не нашлось. А уж в девяностые, когда новоявленные бизнесмены массово рассовывали по карманам народную собственность, и ждать нечего было заботы о соборе от кого-либо. Тем более от власти. В лучшем случае она могла согласиться законсервировать исторические руины. Но в 1992 году ушел в отставку Игорь Одинцов, полковник из числа военных строителей, отнюдь не уроженец этих мест, выпускник Ленинградского инженерно-строительного института. Всю жизнь он возводил сложные технические объекты на Кавказе, Дальнем Востоке, в Монголии, а в возрасте 55 лет, оказавшись в Калининграде, решил… восстановить собор.
На какие средства? Чьими руками? Сразу внятно ответить на эти вопросы он даже сам себе не мог. Но подход выбрал правильный: при его участии были привлечены ученые и специалисты, они проверили, какова осадка собора, в каком состоянии стены, каковы грунты… Петербургские реставраторы, ученые из Каунаса приняли участие в разработке проекта реставрации. Одинцов сам спроектировал металлические конструкции, которые удерживали стены до тех пор, пока они не поднялись полностью и не была сооружена крыша. Для воссоздания витражей вместе с мастерами Игорь Александрович изучил историю витражного дела в Западной Европе, из ряда эскизов отобрал те, что максимально соответствовали стилю собора…
Когда на плечи Игоря Одинцова накинули профессорскую мантию, присвоив звание почетного профессора БФУ, он подошел к микрофону и сказал: “История, очевидно, имеет спиралевидное развитие. Только каждый круг выше. Возьмите судьбу собора. Когда в XVI веке Тевтонский орден ослабел, собор передали городу. Но Кенигсберг в тот момент был нищим, и храм стал разрушаться. Тогда герцог Альбрехт принял решение отдать его Альбертине — университету. И собор на всю жизнь стал студенческим. Здесь учились великие люди — не только немцы, но и голландцы, поляки, литовцы, швейцарцы, австрийцы, мадьяры, русские, потому что эта земля — земля переселенцев. Разные эпохи приводили сюда народы из разных стран Европы. Университет Восточной Пруссии давал им образование, которое помогало в дальнейшем стать видными политическими, государственными и культурными деятелями. Когда в 1992 году мы начали работать тут, то почувствовали этот студенческий дух. Аура юности, которая столетиями пропитывала эти стены, помогала трудиться, здесь молодеешь душой. И сегодня этот собор студенческий, здесь идут заседания Ученого совета, здесь звучит музыка, которая когда-то звучала для студентов Альбертины. Спасибо жителям города, да всей нашей страны, что поддержали меня в этой очень тяжелой работе, часто — в конфронтации с теми, кто не желал возрождения собора”.
А таких, надо признать, было много. Ведь после апреля 1945-го Кенигсберг, переименованный в Калининград, принял тех, кто был обездолен в других областях СССР, по которым прошел каток войны. Не жаловали эти люди немцев, да и все их традиции тоже. Хотя в отличие от фашистов, разоривших Музей Чайковского в Клину, могилу Толстого в Ясной Поляне, советские солдаты не тронули ни памятника Шиллеру в Кенигсберге, ни могилы И.Канта. Только написали на надгробии философа-идеалиста: “Теперь ты понял, что мир материален?”. А изувеченный собор — последствие акции устрашения, которую провели союзники-англичане в апреле 1944-го, когда, нарушив все Гаагские соглашения, за две ковровые бомбардировки превратили в груду битого кирпича 98 процентов построек древнего города. Но не затронули 15 мощнейших оборонительных фортов в радиусе нескольких километров от исторического центра. Тем не менее за три дня город был взят советскими войсками. А дальше, в результате Потсдамских соглашений, Восточная Пруссия как государство перестала существовать. Этот анклав Германии, далеко выдвинутый на восток, разделили: треть отошла РСФСР, а две трети — Польше. Величественный собор, значивший так много для кенигсбергцев, был разрушен, но словно провидение сохранило место, где у северной стены был похоронен Кант.
Прошло полвека, и калининградская земля опять анклав, часть государства за пределами нашей России. Но уже не город-крепость, коей была не одно столетие. Экскурсоводы говорят, что у этого города все улицы, все старинные постройки имеют два имени, две судьбы. Однако история воссоздания собора говорит о другом — о том, что только культура позволяет развиваться, преодолевая самые горькие зигзаги судьбы. Только она помогает порой восстать, как феникс из пепла. Но формируются традиции, становящиеся культурой народов, даже не десятилетиями — веками.
Корни национального и личного характера
— Сколько раз вы слышали о знаменитой немецкой дисциплине, о порядке, соблюдение которого в крови у этой нации? Сотни. А знаете, как на землях Пруссии эту дисциплину и аккуратность воспитывали? — наш экскурсовод по Калининградскому собору профессор философии БФУ Ирина Кузнецова говорит негромко, с полным отсутствием пафоса. И может, от этого ее слова впечатляют еще сильнее. — В 1335 году великий магистр Тевтонского ордена, обосновавшегося на этих землях по праву сильного, издает указ, согласно которому ни один ремесленник в будние дни не имеет права не выйти на работу (а Кенигсберг был средоточием мастеровых), иначе в зависимости от глубины прегрешения его ждет наказание: штраф, порка или виселица. Лежал, заболев, без сознания — штрафовали. Не вышел на работу потому, что хоронил родного отца, — пороли, 12 ударов металлическим прутом. А ежели просто прогулял — вешали. Сообщать об этом начальству должен был любой, оказавшийся в курсе прегрешения. Старшину гильдии, не донесшего на провинившегося, тоже ждали первый раз штраф, второй — порка, третий — виселица.
Кенигсберг представлял собой конгломерат из трех небольших городов, между которыми были таможенные посты. Отправляясь на рынок, ремесленник их проходил, платя пошлину. За продажу товара в неустановленных местах, например соседу, башмаков, сшитых собственноручно, или за цену, не соответствующую той, что установила на товар гильдия, тоже ждали штраф, порка, виселица. В парке объявление: запрещается плеваться, прерывать выступление шпименов — иначе штраф и порка. Отменили этот указ только в 1610 году. Уже не было Ордена, было герцогство, но пороли и вешали еще долго. Порядок входил в кровь и плоть на генетическом уровне, хотя грешили и тогда. В католической религии даже была поговорка: “Делай, что хочешь, но плати”. Расценки за грехи были невелики: убийство — 8 гульденов, убийство родителей — 10 гульденов (по одному добавляли за мать-отца).
— Как же в такой обстановке могла появиться философия учителя человечества Иммануила Канта? — недоверчиво задает вопрос кто-то из экскурсантов.
— Кант родился после отмены указа, на век с лишним позже. Но главное — в семье, где он рос, была другая атмосфера. Несмотря на бедность (отец был шорником, а мать обихаживала большую семью), как писал он сам, “ни разу не слышал и не видел ничего несправедливого или безнравственного, никогда его родители не употребляли грубых слов”, — тут же откликается Ирина Сергеевна. Чувствуется, что про родные края она знает много. — Отец и мать Канта принадлежали к пиетистскому направлению протестантизма. Пиетизм — благочестие — отвергает внешнюю церковную обрядность и призывает к внутреннему моральному совершенствованию. По словам Канта, “люди, относившиеся к пиетизму серьезно, обладали благородными человеческими качествами — спокойствием, веселым нравом, внутренним миром, который не нарушала никакая страсть. Они не боялись ни нужды, ни гонений, никакая распря не могла привести их в состояние враждебности и гнева”. Это бесстрашие перед обстоятельствами стало чертой и его характера. Он жил в семье, где дети росли спокойными, незапуганными, в них сильно было развито чувство собственного достоинства, они были доброжелательными и внимательными к окружающим. Их способности могли свободно развиваться. Кант понимал дисциплину не как чье-то требование, а как предписание разума, то есть утверждал, что человек, руководствующийся не инстинктами, а разумом, является в то же время дисциплинированным, не позволяющим себе опуститься до дикости.
Кузнецова останавливается возле доски черного мрамора внушительных размеров, недавно появившейся в соборе усилиями БФУ. На ней начертаны имена великих выпускников Альбертины, среди которых много и русских имен. Напоминает, что Иммануил Кант был почетным членом Российской академии наук, чем весьма дорожил. Рассказывает, что ему довелось несколько лет быть подданным Российской империи. Это произошло в результате Семилетней войны, начатой Пруссией в середине XVIII века. Почти год войска Пруссии громили саксонцев, австрийцев и французов, пока на европейском театре военных действий не появилась русская армия, вставшая на их защиту. В январе 1758 года русские войска вошли в Кенигсберг, и скоро жители города присягнули на верность императрице Елизавете Петровне. Вместе с преподавателями университета в Кафедральном соборе принес присягу и Иммануил Кант.
Месяцем позже пришел указ императрицы, подтверждавший все “существовавшие привилегии, вольности, преимущества и права” Кенигсберга. Указ гарантировал свободу религии, свободу внутренней и внешней торговли, больше того, торговля подпадала под покровительство доминировавшего на Балтике Российского флота. Императрица подтвердила также все права и привилегии университета, в котором продолжались занятия. Кант с успехом читал лекции, причем среди его слушателей появились русские офицеры, образование которых, полученное в России, позволяло слушать лекции на немецком языке и понимать их содержание. Став российской провинцией, Восточная Пруссия много выиграла. Жители стали платить налогов в семь раз меньше. Контрибуцию русские не взяли, а если для армии приобретались продовольствие и фураж, то за это полностью расплачивались. В Кенигсберге и в окрестностях русские инженеры возвели немало полезных сооружений — дамбы, набережные. Достроили замок. Немецкие чиновники оставались на своих местах, верой и правдой служили русской императрице. Но в 1762 году после смерти Елизаветы Петровны Петр III пришел к соглашению с прусским королем о выводе русских войск. Когда это произошло, король свою нелюбовь выразил в том, что потребовал, чтобы женщины Кенигсберга не ходили в церковь в шелковых платьях, с золотыми украшениями, мужчины — в шляпах с высокой тульей и туфлях с серебряными пряжками. Женам запрещалось носить ночные рубашки с глубоким декольте. Конечно, муж не пойдет жаловаться, но сушили тогда стираное белье во дворе. Соседи следили и докладывали. Не доложил — штраф, а донес — денежка капнула и в собственный карман. А еще король наложил на жителей Кенигсберга довольно большой штраф за принятие присяги Елизавете Петровне. Деньги были собраны, и многие горожане поспешили снова присягнуть Фридриху II. Кант в этом не участвовал.
Он, еще до начала Семилетней войны считавший необходимым предотвратить ее, не мог оставить размышлений о войне и мире, об отношениях между государствами и народами. Годы спустя эти раздумья воплотились в трактат “К вечному миру”, изданный в 1795 году. Кант верил, что люди могут и должны быть благоразумны, должны понять, что выгода от экономического сотрудничества и культурного обмена выше, чем от получения сколь угодно большой контрибуции. Основой же для вечного мира, по его убеждению, будет союз народов, союз государств, в котором каждый член союза реализует свои права и возможности.
Ирина Кузнецова — автор популярной книги о Канте, выдержавшей уже два издания. В тот же день, когда Одинцов стал почетным профессором БФУ, она была награждена медалью “За заслуги перед Калининградской областью”. В соборе она с 2000 года ежемесячно читает лекции о великом философе, об истории, музыке, университете, где Кант учился и преподавал, и о самом храме — студенческом, как сказал Игорь Одинцов. Слушаешь ее рассказ и понимаешь, что Игорь Александрович — очень незаурядная личность, если сумел сформировать вокруг своего дела коллектив талантливых единомышленников. Без многих из них собор не стал бы таким удивительным. А его, работая год за годом, восстановили полностью — со шпилем, часами. Во внутренних помещениях — лютеранская и православная часовни, крестильня с купелью, в которой, вероятно, крестили Канта. Но главное — концертный зал с двумя органами, связанными оптоволокном. Один по оформлению — копия того, что был установлен до рождения Канта и сгорел в 1944 году.
Сделайте лучше, если сможете
Когда в 2005 году дошло дело до восстановления органа, гостями собора оказались В.Путин, Г.Шредер и Ж.Ширак. Рассказывая им о ходе работ, Игорь Одинцов упомянул, что сейчас ищет средства на изготовление органа. Владимир Путин принял решение выделить Калининградскому собору на эти цели 4 млн евро. Одинцов сам поехал в Германию подбирать фирму, которая достойно выполнит эту работу. Выбрал “Александр Шуке”, существующую с конца XVIII века. Заказали сразу два органа — хоровой (32 регистра) и классический (90 регистров), играя на любом из них, музыкант может управлять обоими инструментами. Все рассчитано на объем зала собора. Чтобы добиться правильного звучания, работали два института акустики — России и Германии. Согласно их рекомендациям, плиты пола привезли из Италии, установили на входе в зал стеклянные двери, специальный экран. Считается, что на побережье Балтийского моря это лучшее по акустике помещение. Здесь время реверберации всего-навсего 6 секунд. В Домском соборе — 12.
Яркое впечатление — барочное оформление основного органа. На нем установлено штук сорок декоративных фигур: Мадонна, ангелы, играющие на трубах и барабанах, некоторые во время концерта еще и движутся… Они вырезаны из дерева местными мастерами мебельной фирмы “Максик”, покрыты сусальным золотом и раскрашены так, как это было в прошлые века. Хотя местными ли? Калининград — земля переселенцев. Макс Ибрагимов, глава этой фирмы, по происхождению узбек, в советское время окончил художественное училище в Узбекистане, учился в Академии художеств в Ленинграде, но забрали в армию, направили служить в Калининградскую область, где он узнал, что такое “идти в моря”… В этих прибалтийских краях застал его распад Союза. Решил не возвращаться, а когда анклавом стали, создал мебельное предприятие. Хорошее, с массой экономических новаций. В девяностых годах сам себя называл “новым русским”, вкладывая в это понятие то, что стал человеком с русской культурой. Идеями Одинцова проникся быстро, стал помогать. Работы его фирма выполнила прекрасно. И крест в крестильне, и фигуру рыцаря, и феникса для завершения композиции органа. Раньше орган венчал немецкий орел. Восстанавливать его не было желания, примащивать там российского двухглавого тоже было как-то не с руки. Доктора искусствоведения долго головы ломали, перебирая варианты. И вдруг Одинцов предложил сделать птицу Феникс, как символ возрождения из пепла и руин. И еще — герб Кенигсберга, но времен, когда городом владела Российская империя, а губернатором Восточной Пруссии был отец великого российского полководца — Василий Иванович Суворов. Его, кстати, очень любили за справедливость, с которой он правил, и порядок в организации жизни города.
— Словом, “Максик”, — рассказывала И.Кузнецова, — настолько блестяще справилась с заказом, что слух о мастерстве ее резчиков пошел по миру. Сейчас “Александр Шуке” строит орган в Аргентине, попросили выполнить резьбу и для них. Но Макс Ибрагимов ответил: “Мы сделали для себя, если можете, сделайте лучше”. Видно, не всем в мире правят деньги. Ведь благодаря другу Макса — Гарику Сукачеву — появился в соборе клавесин. Как-то Макс привел его в собор на концерт, тот послушал орган, понравилось ему (Гарик Гнесинку окончил, хорошее музыкальное образование имеет) и спросил Одинцова: о чем вы теперь мечтаете? Одинцов признался, что о клавесине, и уже идет сбор средств на него. Тот ничего не сказал, улетел в Москву, а оттуда позвонил: “Куда деньги перевести на клавесин? 50 тысяч евро”. Игорь Александрович дал ему адрес в Гамбурге, деньги сюда не заходили, чтобы никто не вздумал прикоснуться. И нам на эти средства сделали концертный двухмануальный клавесин. Замечательный инструмент, его открывал профессор из Московской консерватории. Кстати, это не единственное доброе дело Гарика Сукачева в Калининградской области. Были и еще.
Вообще, собору многие люди помогали. Кто чем. Он стал каким-то центром притяжения добрых дел. Игорь Александрович имеет лицензию на реставрационные работы, выполнял их, а деньги в восстановление собора вкладывал. Музыканты, пока собор без крыши стоял, возле него концерты устраивали, деньги отдавали на реставрацию. Никакие достойные идеи, как заработать средства на восстановление, не отметали. А потом они переросли в традиции.
— Например, — рассказывает Ирина Сергеевна, — Одинцов придумал в день рождения собора — 13 сентября — открывать фестиваль, на котором звучат произведения, исполняемые крайне редко из-за их грандиозности. Это произведения, которые требуют одновременно симфонического оркестра, мощного хора, солистов, которые умеют петь оратории, органа и клавесина. Осенью в пятый раз состоится такой фестиваль. У нас есть свой симфонический оркестр, но его усиливают музыканты, приезжающие из Москвы, Питера, губернский театр хоровой музыки Саратова, где поют только выпускники консерватории. Солисты из разных стран Европы. Фантастическое впечатление. И подобных праздников благодаря инициативе Юрия Одинцова в Калиниградской области стало много.
Что ж, можно только порадоваться за Балтийский федеральный университет, удостаивающий звания почетного профессора людей, чей след благодаря их делам остается в душах людей, даже с ними не знакомых. Мы часто ругаем 1990-е годы — лихие, проклятые, а ведь именно в эти годы Одинцов начал великое дело. И справился с ним, не оставляя усилий и сейчас. Получается, что прав был Кант, писавший: “Мораль автономна, независима от внешних обстоятельств, идеологических и политических требований. Человек не должен размышлять, позволяют ли ему обстоятельства быть порядочным, он должен следовать нравственному закону и поступать при всех условиях порядочно. Кто бы и какие бы ни давал установки, подчиняться человек должен только моральным принципам”.
Елизавета ПОНАРИНА,
с глубокой благодарностью
за помощь И.Кузнецовой,
профессору БФУ.
Фото автора
Нет комментариев