Реформа РАН: между прошлым и будущим

1. Никаких иллюзий относительно возможных результатов так называемой реформы РАН в 2013 году не было. Мне приходилось в ходе развернувшхся тогда обсуждений, которые в самой РАН больше походили, впрочем, на стенания, высказываться в том духе, что ни одно из предположений о причинах “реформы” и ни одно из доказательств авторов и апологетов этой “реформы” необходимости ее проведения, причем именно в таком темпе и в такой форме, ничего общего с реальностью не имеет. 

Прошедшие пять лет только подтвердили, что истинных причин разгрома РАН было целых четыре. И все — архиважные. Как сейчас модно говорить, стратегические.
Первая. РАН осталась к 2013 году фактически единственным реальным относительно самоуправляемым институтом в государстве. Все остальные институты успешно были встроены в “управленческую вертикаль”. Следовало навести порядок: подчинить Академию наук государственному аппарату. 
Вторая причина, связанная с первой. РАН все еще оставалась потенциальным центром фронды. Поиски истины, знаний, да еще и при самостоятельном определении что, где и как искать, — источник вольнодумства, опасных сравнений, неожиданных идей и нежелательного лидерства. Нужно было направить творческую энергию и профессиональное любопытство либо в строго определенную властью сторону, либо (еще лучше) заменить поиски истины и профессиональное любопытство бумагомаранием всякого рода, превратить институты в конторы по изготовлению отчетов, планов, показателей. 
Третья причина. Великая страна должна иметь великую науку, но оная стоит и великих (относительно) денег. А денег не то чтобы нет, но уж очень жалко. Потому что на что-то неведомое, но очень важное меньше останется. А столько, сколько не жалко, на великую науку не потянет. Вот и нужно сделать так, чтобы наука как будто бы была, но фактически, чтобы ее и не было вовсе. Чтобы занималась выживанием и трепетала в ожидании судьбоносных решений поставленных над ней бюрократов. Тогда будет рада тому, что с барского стола досталось. Кстати, на этом и сэкономить можно. Конечно, если управленцы не зарвутся. Но, впрочем, на управление экономией никаких денег не жалко. Ведь для пользы дела, народные деньги люди экономят.
Четвертая причина. Все когда-нибудь кончается, и упадок РАН тоже вполне мог бы рано или поздно закончиться. Когда? Когда руководство страны и “элиты” осознали бы, что действительно “знание — сила”, а величие страны — это величие ее интеллекта, высшим проявлением которого является наука. Сохранение РАН, пусть бледной тени, но тени все еще могущественной (интеллектуально и организационно), из которой могут вновь выйти великие открытия и массовые прорывы, интеллектуальные и технологические, — угроза восстановлению величия страны. Ну, кому же это нужно? Сказано, что кончилось величие, так и кончилось. И все корешки надобно повыдергивать. А РАН не просто корешок. Очень угрожающая корневая система. А если удобрить ее деньгами, статусом, престижем, целью? Ну как попрут опять всходы? Не удержишь. Значит, нужно изо всех сил убедить прежде всего элиты и власть, что РАН — вовсе и не научная организация, а так себе, погрязший в коррупции и маразме клуб старцев. И мировая наука его в упор давно не видит. И ни на что путное он не способен. И вообще весь мир, понимаете, в университетах наукой занимается, а эти придумали какую-то самодеятельность. 
Можно сказать, конспирология. Я так не думаю. Все не так примитивно, конечно. Но система аргументов была доведена верно, хотя и в приличных, завуалированных формах. И желающие тут же нашлись аргументы эти озвучить и донести. Интеллигентно. И патриотично.
Нет, конечно, личные амбиции, расслабленность и нежелание самостоятельно проводить реформы в рамках самой Академии наук, заискивание перед властью, персональные обиды, интриги — все это имело место, свою роль играло и к разгрому отношение имеет. Но приложилось это все к стратегии. А стратегию, как водится, никто и не обсуждал. Зачем, если есть высочайшее решение? 
Эти четыре причины и определили задачи “реформы”. Конечно, к реформе все проделанное за прошедшее время никакого отношения не имеет. Реформа — это изменение для приведения в соответствие устаревшей формы новому или измененному содержанию и целям. Прошедшие годы были подчинены подавлению, а не восстановлению потенциала развития. 
Что же было проделано? Чем гордится (и по праву) ФАНО и его реинкарнация Миннаукообр?
Обюрокрачивание
Порядок — это важно. И цифровизация полезна в ряде случаев. Особенно в учете и контроле, про это мы еще хорошо помним. Но количество отчетов, сведений, согласований, планов, “дорожных карт” и прочих документов увеличилось в разы. Объем работы административно-финансовых служб беспрецедентно вырос, увеличились затраты на содержание аппарата и выполнение всей этой бумажной деятельности. Важно стало, не кто и как наукой занимается, а когда и как отчетность исполняется. 
Из административных аппаратов это, естественно, поползло дальше и накрыло бумажной волной научных сотрудников. Приоритеты сместились, отчетность стала намного важнее научных результатов. Оборотной стороной внедрения электронного документооборота стало вышедшее за рамки разумного нормирование всего и вся. Стремление оцифровать, выразить показателем все процессы и результаты привело не просто к упрощению — к примитивизации отображения научной жизни. Примитивное отображение порождает примитивную жизнь.
Реструктуризация
Лихорадочное объединение иногда родственных, а чаще вообще никак не связанных (кроме территории нахождения) институтов и создание так называемых ФИЦев. Под лозунгом “оптимизации” и “эффективности” разгромлена практически вся наука в регионах: одних уже “оптимизировали”, другие затаились в надежде, что пронесет, по принципу “не буди лихо, когда оно тихо”. Специализация, наличие научных школ, репутация, значение для области знаний, необходимость сохранения уровня разнообразия и здоровой конкуренции, наличие научных результатов, интересы страны и региона — в конце концов ничего из этого не признавалось важным. 
Аргументы относительно потери эффективности при превышении пределов масштаба (который неодинаков в разных науках) вообще не принимались во внимание. Важно было отрапортовать, на сколько сократилось количество юридических лиц. Получилось как всегда. В изобилии возникшие в 1990-е и ранние 2000-е годы нежизнеспособные с точки зрения науки организации (“безбилетники” по экономической терминологии) благополучно вошли в состав центров. Сильные организации были погружены в “общий котел” и обречены отстаивать давно уже завоеванные ими в науке позиции и бороться за ресурсы.
 Административная цепочка стала запутаннее и длиннее, отчетность —  сложнее и противнее, схема управления — громоздка и неэффективна. Да, часто сами председатели региональных центров и директора отдельных институтов выступали инициаторами. Инициаторы проведения “генеральной линии” имеют некоторый бонус. Раз не получается избежать неприятностей, хоть обратить их на пользу себе. Так что причина не в их злой воле, а в этой самой “генеральной линии”.
А ведь были и есть и разумные схемы и варианты объединения, укрупнения, преобразования. Но сложные, долгие, неэффектные. Вот тут бы РАН постараться. Если и не реализовать эти схемы, то хотя бы возвести их в принцип и добиваться, аргументировать, предупреждать, грозить, наконец. Но РАН была обречена на унизительные согласования и поиски аргументов в пользу своих робких сомнений. Вернее, обрекла себя, сознательно или по вальяжности, не суть важно.
Омоложение и “разнаучивание” высшего кадрового звена институтов
Благодаря введенному жесткому возрастному цензу были “зачищены” члены академии, занимавшие директорские должности. 
А ведь члены РАН во главе институтов, как правило, являлись реальными лидерами научных школ и организационных платформ, на которых эти школы существовали и развивались. А без этих школ институты —  действительно лишь бесполезная обуза, синекура для любознательных. Статус члена академии не гарантировал, но значительно способствовал охранению этих школ и платформ от поползновений ретивых топ-менеджеров и любителей принести знание в жертву собственным карьерам и амбициям. В этих школах взращивались новые лидеры, пестовалась наука. Их питомцы обеспечивали ротацию управленцев в науке. 
Но бюрократической машине нужны не лидеры, а исполнители. Не охранители науки, а охранники бумаг и собственности, не генераторы идей, а послушные распределители усыхающих бюджетов. Однако самотеком невозможно обеспечить быструю девальвацию кадров. Так что на руководящие должности все равно прорываются люди способные, содержательные, принципиальные и преданные науке. Вот тут-то наготове административные путы — всевозможные “дорожные карты”, контракты, инструкции и санкции. Новым, тем более молодым и неопытным, да еще и необремененным авторитетом и званиями директорам противостоять этому трудно. 
А чтобы уж совсем неповадно было вместо рапортов и исполнения указов в науки всякие играть, мобилизована статистика — директоров, их замов, заведующих лабораториями велено учеными не считать, ну, то есть научными работниками. Чтобы, очевидно, без иллюзий. 
А что же с омоложением? Аспирантура в институтах РАН благополучно удушается. От институтов требуют непрерывного роста “душевых показателей”. Молодежи нужно время вырасти, а показатели выдавливаются здесь и сейчас. 
Бюджеты “худеют” с каждым годом, все большая часть их уходит на зарплату, а молодежи нужны еще и условия для профессионального роста (приборы, командировки, литература и много чего еще). Рост зарплаты обеспечивается за счет скудных бюджетов, добавки передаются в расчете на имеющийся персонал. Молодежному буму взяться неоткуда. Институты лихорадит, нестабильность убивает не просто энтузиазм, но даже интерес. Отсутствие или неясность перспектив в академии, сомнительность репутации — плохие советчики для молодежи, выбирающей научную карьеру.
Замена научных результатов “публикационной активностью”
Кто-то доходчиво объяснил высшему руководству, что главное — “поднять видимость” российской науки в международных базах цитирования. Правда, начальству не рассказали, что журналы в этих базах в основном иностранные и видеть там российских ученых не спешат. Для публикаций в хороших журналах нужны хорошие результаты, а чтобы их получить, нужны деньги, материалы, оборудование, широкая научная кооперация, а для этого — опять деньги. И так по кругу. А еще есть результаты и целые отрасли знания, которые ориентированы в основном на российскую научную и общественную аудиторию. А еще нужно время для перестройки стандартов публикаций, овладения языком и так далее. 
Но главное-то все равно — научный результат, новое знание, технология, открытие. Не терпит это суеты. А нужно именно суетиться. Качество публикаций не интересует. Даешь количество на душу! Конечно, дадут. Где купят, где подхалтурят, где извернутся с множественной аффилиацией — лазеек много. Вот только к науке это имеет отношение очень касательное. 
Никто не спорит — мощные публикации, обильное цитирование украшают страну, поднимают авторитет ее науки. Только-то и всего, что нужно, —  перевернуть показатель: много хороших результатов обеспечат много хороших публикаций и ссылок. 
Погоня за валом понижает средний уровень публикаций. “Видимость” повышается с количеством публикаций, а репутация понижается пропорционально падению их уровня. Про это только ленивый не говорит. Но ведь именно на основе этой самой “публикационной активности” провели оценку результативности. Академия наук попыталась вклиниться в процедуру оценки, ей с огромным трудом удалось дополнить публикационные индексы экспертными оценками. Это немного поправило результаты. Но тренд обозначен. При следующей оценке еще меньше будет энтузиастов экспертиз. Наука подождет. Только именно наука и не может ждать. Не в России. У нас уже потеряно 30 лет, целая эпоха.
Капитуляция РАН 
То, что пограничное сражение (быть или не быть закону о реформе РАН в редакции власти) было проиграно, в общем-то, не удивило. Это был результат длительного заигрывания с властью, показного смирения и даже самоуничижения. К сожалению, Академия наук не смогла использовать этот период для выработки и агрессивного представления власти и обществу собственной конкурентоспособной стратегии развития науки в стране и РАН в частности. 
Мне, конечно, возразят: сколько говорили, реформы сами делали, какие-то институты объединяли, программы писали. Мне возразить легко. Возразить фактам невозможно. А факт — один: нечего оказалось противопоставить. 
Но и в последующие 5 лет арьергардные сражения тоже были проиграны. Опять оказалось нечего противопоставить. У РАН осталась только одна функция — защитить науку, используя все возможности, противостоять катку, который катился по ней. И такие зацепки закон предоставил. Но президиум предпочел устраниться от схватки, имитировать стычки. Вместо контратак — изматывание “противника” непрерывными и вполне законными инициативами и требованиями. Вместо выковывания своего “ключа” — выпрашивание его у власти.
 Оценка результативности, реструктуризация организаций, кадровая политика, научная экспертиза — красные линии, на которых должно было быть развернуто генеральное сражение. Результат не был предопределен. Но позиции были сданы безвольно и, полагаю, бессознательно. Академия не смогла и не может до сих пор выдвинуть бесспорных лидеров, непререкаемые научные и общественные авторитеты, мудрость и репутация которых перевешивали бы любые суетливые происки бюрократов и псевдолиберальных грантоедов. Не смогла и не может сформулировать собственную версию стратегии развития науки в России. Предпочитала и предпочитает не играть, а подыгрывать.
2. Исключительно тезисно, никаких готовых рецептов. 
Нужна ясная и убедительная стратегия развития науки и роли в этом процессе РАН. Нужна толковая группа стратегов. Не погон, не амбиций, не хороших людей, а авторитетных, активных и преданных науке стратегов. 
Часть институтов нужно вернуть под прямое управление РАН. Точнее, создать на основе существующих перспективных школ, лабораторий, а иногда и целых институтов новую организационную платформу, способную реализовать прорывные исследовательские стратегии в ключевых областях точных, естественных, технических и общественно-гуманитарных наук. 
Провести реформирование оставшейся части институтов. 
Программное планирование всей фундаментальной науки в стране должна осуществлять РАН независимо от ведомственной подчиненности отдельных лабораторий, кафедр, институтов. Открытие финансирования для фундаментальных исследований — только по решению академии.
Упразднить представительский принцип формирования Президиума РАН. Превратить его в дееспособный орган, способный проводить экспертизу и принимать решения стратегического характера.
Восстановить принципы самоуправления и демократии в институтах (ученые советы, выборы, планирование).
Все это (и иное, мне не видимое) “в нынешних реалиях”, скорее всего,  неосуществимо. Реалии эти по отношению к РАН предельно агрессивны и недружественны. Но они меняются. Главное сейчас — активная оборона. Одни институты в этой обороне не выстоят. Это возможно только при поддержке РАН и кооперации философий и усилий. Модератором такого рода кооперации, кроме РАН, выступить некому. Значит, будущее начинается с реформирования Академии наук. 
Впрочем, не все так плохо. Есть как минимум один положительный результат — полная потеря иллюзий относительно возможности “конструктивных диалогов с властью”, полезности тактики “не раздражать власть”. Появилась полная ясность, по крайней мере, по одному пункту: уважают только силу. Поэтому нужно стать сильными и незаменимыми.
 Любить не станут. И не надо. Власть сама создает возможности для проявления не мягкой, но жесткой силы знания и интеллекта, изолируя себя от внешнего мира и вынуждая искать союзников внутри страны. Академия не должна быть “союзником власти”, она должна себя позиционировать исключительно как “спаситель нации”. Знания, интеллект, честь и достоинство должны вернуться в общество и стать главным ресурсом возрождения и будущего величия. Академия должна быть носителем и гарантом этого ресурса, вовлекая в свою орбиту наиболее творческие и достойные коллективы и школы.

Нет комментариев