Научные интересы членакорреспондента РАН Жана Терентьевича Тощенко, декана социологического факультета РГГУ, начали складываться сразу после окончания исторического факультета МГУ (1957 год). По комсомольской путевке он поехал в Сибирь, на строительство железной дороги Абакан — Тайшет искать ответ на вопрос, почему в Сибири плохо решаются социальные проблемы. Вопрос оказался трудным, пришлось призвать на помощь нарождающуюся науку — социологию. 18 лет ушло на поиски ответа, похоже, так до конца Ж.Тощенко его и не нашел. Однако в Москву вернулся опытным ученым и занялся проблемами общественного сознания. Вывод из накопленного опыта, на первый взгляд, простой, только легко ли осуществимый? В отношении к людям, убежден он, власть должна изучать их мнения, настроения, ориентации независимо от того, нравятся они ей (власти) или нет. Как правило, человек поступает так, а не иначе в силу личных своих убеждений, взглядов, намерений. И государство должно это учитывать, с этим считаться. Даже если они (решения властей и мнение народа) не коррелируют между собой, власть должна не отвергать мнения людей, потому что они “неправильные”, “ошибочные”, а постараться понять, почему это произошло. Важнейший вывод: власти необходимо добиваться благополучия и признания не только всего общества, но и каждого его члена.
Складывалось интереснейшее научное направление, и ничего не предвещало, что у его автора появится новая сфера интересов, если бы не неожиданный “толчок”.
— Я ощутил его во время поездки в ГДР — рассказывает Жан Терентьевич. — Меня поселили, как тогда было принято, в простой крестьянской семье. Однажды ее глава, пожилой человек, показал мне толстенный гроссбух — родословную его семьи аж с конца XVII века. Это произвело на меня сильное впечатление. Подумал: почему бы и мне не начать “раскопки”, не постараться составить родословную нашей семьи, тем более что имел все основания гордиться ею?
— За рубежом очень распространена личностная история: там скрупулезно собирают сведения о семье, чуть ли не о каждом ее представителе. У нас же все внимание сосредоточено на истории государства, его правителях?
— Так сложилось. Русская история, если на кого кроме царей и обращала внимание, то исключительно на знать. Только много позже она (история) стала замечать купцов, предпринимателей, даже мещан. А, скажем, рабочих во внимание не принимала, крестьян рассматривала лишь как орудие труда, где-то на уровне скота. Немаловажный факт: фамилии у крестьян появились лишь после отмены крепостного права, и то когда их стали брать на учет. До этого были лишь прозвища. Наверное, мой далекий предок был тощим даже по крестьянским меркам.
— Почему важна личностная история?
— По глубокому моему убеждению, человек не может в полной мере ощущать себя гражданином страны, если не знает наиболее ярких, значимых событий ее истории, собственной родословной, прошлого своего края, города, села. Личная история — осознание своей жизни со всеми ее особенностями в связи с происходящим в стране. Личная история не перечисление некоторых важных для отдельного человека событий, это своеобразное дыхание эпохи. Вплетенность личной судьбы в судьбы народа позволяет ощутить себя гражданином и патриотом страны, в которой ты родился и возмужал.
В Сибири я попал в коллектив выпускников вузов Грузии, Узбекистана, Литвы, Мордовии. Молодые люди разных национальностей приехали на стройку попробовать свои силы, получить профессиональный опыт. Главным мерилом было отношение к работе: вкалываешь ты или сачкуешь. Очень простой, но, считаю, оптимальный критерий оценки. Национальные черты, обычаи проявлялись после работы. Когда ребята, скажем, угощали товарищей своими национальными блюдами или исполняли свои народные песни и танцы. Это сближало нас не меньше, чем общий труд. То были личности — этим они ценны для меня и сегодня, со многими из них я поддерживаю добрые отношения.
Работа в Сибири много мне чего дала, научила. Я пришел к убеждению, что, если человек не имеет связи с малой родиной, вряд ли может быть патриотом своей страны. Скорее перекатиполем. Мне близки строки из военного стихотворения Константина Симонова, когда он писал, что в минуту опасности смертельной “ты вспоминаешь не страну большую, которую изъездил и узнал, ты вспоминаешь родину — такую, какой ее ты в детстве увидал… где нам посчастливилось родиться, гдена всю жизнь, до смерти, мы нашли ту горсть земли, которая годится, чтоб видеть в ней приметы всей земли”.
— А что дали “раскопки” вашего рода?
— Считаю, мне повезло: жив был мой почти 90-летний дядя Володя, отличавшийся прекрасной памятью. С его помощью мне удалось восстановить историю своей семьи с конца XVIII века. Нашел и основателя нашего рода — крестьянина Трифона Тощенко из села Поповка Черниговской губернии. С материнской стороны в роду крестьяне из Витебской области. Род Тощенко — это свободные, работящие люди, преданные земле, крестьянскому труду, своей семье, а потому пользовавшиеся уважением в деревне. Мало кто из них уходил работать на заводы и в шахты. Может, благодаря честному труду род и сохранился, несмотря на все невзгоды. Мне кажется, что в такой преданности земле и нашла отражение суть российского крестьянства, но уже в личностной упаковке.
Остались воспоминания моего деда Сидора, относящиеся к концу XIX — началу ХХ века. Он участвовал в Русско-турецкой войне (1877-1878 годов), освобождал Болгарию, затем служил на границе с Австро-Венгрией — 12 лет в армии. Сильное впечатление на него произвело умение немцев вести хозяйство, он старался перенять навыки тамошних колонистов. Какимто образом в руки к нему попал русско-немецкий словарь. Он привез его в деревню и даже пытался учить язык, хотя был полуграмотным. Сельчане его уважали, приходили послушать рассказы о немецких хозяйствах, старались освоить невиданный его опыт.
А моя семья “познакомилась” с немцами в 1941 году. Отца в армию не призвали из-за потери зрения, но он участвовал в организации партизанского отряда. Немцы появлялись редко: медвежий наш угол их особо не интересовал. Поэтому в сентябре отец пришел из леса домой — помочь матери копать картошку (у сельских учителей тоже был огород). Неожиданно нагрянули полицаи. Они знали, что отец ушел к партизанам, и прямо на глазах у матери и нас, троих детей, били его, пытали, а потом расстреляли. Через два дня вернулись снова — за матерью, но нас в доме уже не было. Мать ушла в другую деревню, а нас, детей, разобрали по семьям. Так мы жили около полугода. Партизаны со временем с полицаями жестоко поквитались. (Я очень болезненно воспринял нынешнее переименование милиции в полицию, думаю, меня поймут).
— Много было полицаев в ваших местах?
— У нас их не было вообще, а в одном из соседних сел стоял отряд численностью 70-80 человек. В основном они были из семей раскулаченных, плюс освободившиеся из тюрем уголовники. Наша местность — часть партизанского края. И в 1943 году в отместку за поддержку партизан мадьярская (венгерская) часть расстреляла население трех соседних деревень, не пощадив никого. А немцы, отступая, сожгли большую часть нашей деревни и школу, оставив нас без крова (мы жили при ней). По большому счету, в жизни моей семьи в годы вой-ны отразилось очень многое, в том числе героизм и предательство. На мой взгляд, история партизанского движения будет неполной, если не собрать максимум личных историй.
— Таких примеров, как ваш, немного. Почему мы так мало интересуемся своими корнями?
— Причин несколько. Люди, что называется, простые не считали свою жизнь особо выдающейся. Бог дал, Бог взял — и весь сказ. Традиция такая. В советское время было не до родословной: “жила бы страна родная…”, а мы, “колесики и винтики”, будем ей добросовестно служить. И вот итог. По данным социологических опросов за 2006 год, на вопрос: “В чем вы видите причины слабого знания истории своей семьи?”, 48% ответили, что им это было безразлично. Своих прадедов знали лишь 24% респондентов. Зато дедов — 70%. Хранят фотографии бабушек и дедушек 74%, письма, газеты, журналы — 14%.
Не забывайте, множеству семей вовсе не хотелось копаться в прошлом: тогда часто архивы иметь было опасно — мало ли что выяснится! Моя мать только в преклонном возрасте рассказала, что в 1937 году на отца написали донос: не так обошелся с портретом вождя. Отца исключили из партии, арестовали. Но потом выпустили, и он продолжил учительствовать. Считайте, повезло. Вот вам дыхание эпохи так называемого Большого террора.
— По частным, таким как ваши, воспоминаниям можно ли уточнять, прояснять какиелибо моменты истории? Только ли частное это дело или все же нет?
— Мой вывод прост: через воспоминания даже одной семьи более подробно видится история всей страны. Пусть это будут “корявые”, во многом субъективные заметки. Все равно — прошлое страны обрастает фактами, деталями, становится ближе, понятнее. Недавно профессор О.Яницкий опубликовал книгу — рассказ о своей семье в нескольких поколениях. Я прочитал ее с огромным вниманием. В истории одной семьи сплелось гигантское количество событий, относящихся к трем русским революциям, коллективизации, индустриализации, войне.
Даже в истории моей крестьянской семьи, в подробностях ее жизни, не побоюсь громких слов, видны приметы эпохи: становление советской интеллигенции, первые представители которой стремились следовать традициям народников. Родители мои окончили педучилище. И как люди образованные, были заметными фигурами в деревне. Отец не только учительствовал, он был агрономом и зоотехником, писал крестьянам просьбы и прошения. Мать оказывала первую медицинскую помощь. Они принимали участие в движении по ликвидации неграмотности в 1920-х годах. Помню, как уже перед войной к нам в дом приходили мужики (причем сами) и родители учили их писать. С каким трудом, обливаясь потом, заскорузлыми руками держали они карандаш! Это служение народу предстает передо мной не как изложение истории, а как реальная картина жизни небольшой русской деревни.
Еще одно личное наблюдение. Сейчас много спорят о коллективизации, колхозах, о судьбах крестьян. На собственном опыте могу сказать, как происходила эта ломка традиций. Деревня наша была небольшая — 64 двора. Если говорить об отношении к труду, о взаимной выручке и взаимопомощи, это был не колхоз, а традиционная артель — общие поля, ферма, конюшня. Работали дружно, не было случая, чтобы кто-нибудь взял себе хоть клок сена. На войну из деревни ушли 127 мужиков, вернулся 21. Помню, как пахали в послевоенные годы, как несколько женщин тащили на себе плуг. Доставалось и нам, подросткам (втроем, а то и вчетвером грузили мы мешки на подводы), а давали нам за трудодень не мужскую, а половинную норму. В 1950-е годы все изменилось: артели не стало, деревня вошла в крупный колхоз, и никому ни до чего не стало дела — тащили все, что ни попадя.
— А как, окончив сельскую школу, вы поступили в МГУ?
— На удивление, без проблем. Окончил школу (она была в райцентре: восемь километров туда, восемь обратно) с серебряной медалью и решил поступать на истфак. Деканом тогда был знаменитый археолог Артемий Владимирович Арциховский. Говорят, некоторое предпочтение он отдавал ребятам из глубинки. Прошел собеседование и был зачислен.
— Трудно пришлось на первом курсе?
— Нет. За все годы учебы я не получил ни одной “четверки”. Наверное, крестьянское трудолюбие помогло, к тому же и память была отличная. Профессор старой закваски — Анатолий Георгиевич Бокщанин, требовал, чтобы студенты на зубок знали все даты. На экзамене я не сделал ни одной ошибки. Он вздохнул и сказал: “Ставлю “отлично”, но учтите: на
госэкзамене из-за вашего говора “пятерку” не поставлю”. А говор (смешение русского, белорусского и украинского) у меня и правда был, да и сейчас, признаюсь, иногда пробивается.
— Простите, а откуда у крестьянского сына имя Жан?
— Действительно, отец у меня Терентий, деды Сидор и Кирилл. А я Жан, потому что отец увлекался французской революцией и литературой. Считаю, мне повезло. В 1930-е годы каких только имен не давали детям! Были и Владлены, и Кимы. Тоже ведь дыхание времени: страна строила новый мир, где все должно быть по-новому, в том числе имена.
— Вы так много знаете о своем роде. Передаются ли какие-нибудь качества по наследству? Видите фамильные черты во внуках?
— Пожалуй, да. Уж если они за что берутся, никогда на полдороге не бросят. Все доводят до конца и до ума. Настойчивые ребята. Уверен: память о семье они сберегут.
Юрий Дризе
Нет комментариев