Цена самооценки. Академические свободы стоят слишком дорого?

У статьи академика Роберта Нигматулина “Сами с умами” (“Поиск” №50, 2012) есть подзаголовок — “Ученые не могут доверить реформирование РАН чиновникам”. Но если посмотреть качественный состав чиновников, в первую очередь разного уровня руководителей образованием и наукой, то на 90% как минимум они и состоят из ученых (перечислять эти структуры не буду, они и так всем известны). Приходится им сочувствовать, поскольку функционируют они почти в патовой ситуации. С одной стороны, бюджетные средства распределены тонким слоем по тарелке академической, вузовской и отраслевой науки, с другой — существует жесткая оппозиция при попытке сконцентрировать интеллектуальный, финансовый и материальный ресурсы для решения проблем хотя бы в приоритетных областях науки. Правда, в последние годы первые шаги в этом направлении сделаны: идет создание федеральных, исследовательских, инновационных университетов с увеличением их финансирования и началом развития грантовой системы. Но это касается в основном вузов.
В статье имеется тезис: “В России развитие науки неразрывно связано с РАН. Она всегда пользовалась известной свободой в выборе тем для исследований, опираясь на мощные научные школы”. Но, во-первых, в статье приводятся данные, что из 526 академиков в РАН работают только 96. А во-вторых, свобода выбора тем исследований не характерна, скорее всего, и для китайских ученых. Ведь такая свобода слишком дорого обходится не только для бюджета, но и для престижа науки России в целом. Кстати, что-то мы не видим в последнее десятилетие ни одного нобелевского лауреата в нашей науке вообще, в том числе в академической. В то же время ежегодно нобелевскими лауреатами становятся американские и западноевропейские ученые, причем некоторые из них работают в основном по грантовой системе. Я уже не говорю про индекс цитируемости (в данном случае имеются в виду, прежде всего, университеты). Научные школы, которые действительно внесли существенный вклад в космические, военные науки и энергетику, создавались отнюдь не на условиях свободы выбора тем для исследований. Но это не значит, что мы должны возвращаться к таким методам.
Необходимо продолжить всемерно развивать госзаказ по актуальным проблемам науки на грантовой основе, в том числе для гражданских целей. Тогда научные школы будут “вечно молодыми”. Как, например, это происходит в Китае: нет сомнений, что, решив проблему сжигания угля без выделения СО2, они сразу же возьмутся за другую проблему, а не будут всю жизнь эксплуатировать прежнюю тему.
 “Увы, сегодняшнее собрание “бессмертных” не соответствует представлениям нынешнего научного сообщества” — как говорится, не в бровь, а в глаз. Эту проблему Нигматулин предлагает решить очень просто — отправив “бессмертных”, доживших до 70 или 75 лет, на персональную пенсию, не запретив им научную деятельность на общественных началах. Естественно, на освободившиеся вакансии должна прийти молодежь. Квота для молодых ученых на звание члена-корреспондента РАН — это половинчатое решение. Число академиков растет, а результат прежний. Нет острой необходимости вводить звание “профессор РАН” и “член научного совета РАН”. И дело тут не в увеличении финансирования на эти звания. Сама структура становится тяжелой, увеличивая бюрократическую составляющую в управлении. А вот порядок избрания, предложенный в статье, надо применить к процедуре избрания членов-корреспондентов и академиков, тем самым усовершенствовав существующую систему, если она сохранится в таком виде в ближайшей перспективе и мы не последуем примерам европейских стран и США, где наука на 90% сосредоточена в университетах. Присвоение звания академиков надо сохранить. Но на общественных началах.
Пассаж с Биллом Гейтсом выглядит, мягко выражаясь, наивным. Билл Гейтс всю свою прибыль хранит в банках, которые выдают кредиты на развитие экономики и социальной сферы под небольшие проценты. Жаль, что он не хранит свои деньги в российских банках. Но это и понятно. Если мы свои кровные деньги (Стабилизационный фонд) храним в западных банках с невысоким процентом доходности, то о чем может идти речь… Если бы часть Стабфонда наши банки могли выдавать кредитами с такими же процентами (2-3%) только на обновление основных фондов (новые технологии), то через два года темпы роста ВВП в России превысили бы соответствующие показатели Китая (сейчас у нас около 3%, у них — 8-9% в год).
Надо быть благодарным академику Роберту Нигматулину за проблемы, поднятые им в упомянутой статье.

Виктор Васильев,
президент Петрозаводского государственного университета
Фото с сайта ПетрГУ

Нет комментариев