Президиум Российской академии наук принял все необходимые решения по структуре бюджета в нынешнем году. Каким он будет для РАН, как финансовые возможности академии, ее тактические и стратегические цели увязаны с обнародованной недавно Стратегией инновационного развития России до 2020 года? Мы попросили рассказать об этом вице-президента РАН академика Александра НЕКИПЕЛОВА.
— Александр Дмитриевич, сколько Академии наук выделено средств на 2011 год и как они разделены?
— Первоначально РАН предполагалось выделить 59,225 млрд рублей, что на 4,9% больше прошлогодних 56,436 млрд. Однако запланированный Минфином небольшой рост финансирования, по сути, обеспечивал только законодательно установленное увеличение начислений на фонд оплаты труда. Академии удалось добиться выделения еще 600 млн рублей на тысячу ставок для молодых ученых, 2 млрд рублей на оборудование, примерно 235 млн на индексацию расходов по оплате коммунальных услуг, 1 млрд на жилье для молодых ученых. Кроме того, с 1 июля во всем бюджетном секторе запланировано повышение зарплаты на 6,5%. В итоге финансирование РАН оказалось больше первоначальных проектировок на 2,837 млрд рублей и составило 62,063 млрд.
— Как скажется этот небольшой прирост на деятельности академических организаций?
— В прошлом году по центральной части РАН нам пришлось несколько сократить базовое финансирование научных учреждений и достаточно серьезно уменьшить программы фундаментальных исследований президиума и отделений, целевых расходов, модернизации материально-технической базы. В этом году дела немного поправились. Базовое финансирование выросло даже по сравнению с 2009 годом, программы фундаментальных исследований и целевых расходов обеспечены лучше, чем в 2010 году, хотя показатели 2009-го пока не достигнуты. А вот сокращенную в прошлом году почти вдвое программу модернизации материально-технической базы (это в основном капитальные ремонты) удалось вывести на прежний уровень.
— Можно ли сказать, что ситуация с финансовым обеспечением РАН налаживается?
— Бюджет-2011, конечно, менее напряженный, чем прежний, но все равно этот год будет для нас непростым. Явно недофинансирован раздел “Прочие расходы”, из которого оплачиваются коммунальные услуги. Поэтому впервые при верстке бюджетов организаций мы учитывали их способность самостоятельно зарабатывать. Был принят такой подход: тем, у кого доля внебюджетных поступлений превышает 50%, индексация “Прочих расходов” производиться не будет, они останутся на уровне прошлого года. Как я уже говорил, академии добавили на “коммуналку” 6,5%. Эти дополнительные средства пойдут на поддержку тех организаций, которым специфика их деятельности, к примеру предмет исследований, не позволяет зарабатывать серьезные объемы “внебюджетки”.
— Получается, что Минобрнауки ежегодно рапортует о существенном росте бюджета науки, а РАН серьезных улучшений не ощущает?
— Расходы федерального бюджета на фундаментальные и прикладные исследования действительно увеличиваются. Но, что касается академической науки, она продолжает испытывать финансовый голод. Мы не можем реализовать намечавшиеся планы по масштабному обновлению приборного парка. Решения, принятые в 2002 году Совбезом, Президиумом Госсовета и Советом при Президенте РФ по науке и технике, предполагали резкий рост финансирования гражданской науки.
Поэтому, включившись в пилотный проект по совершенствованию оплаты труда в РАН, мы пошли на существенное увеличение в 2006-2008 годах доли фонда оплаты труда в структуре расходов академии. Расчет был на то, что после решения первоочередной задачи по зарплатам мы перейдем к масштабному обновлению оборудования. Однако кризис и изменившиеся приоритеты правительства этого сделать не позволяют.
— Видимо, финансовый голод РАН связан с тем, что федеральная власть перенесла акцент на формирование сектора вузовской науки? Как руководство академии относится к такому повороту в научной политике страны?
— У нас нет сомнений, что вузовскую науку надо возрождать, ведь в 1990-е годы она была практически ликвидирована. Но к методам, которыми это делается, есть много вопросов. Выделенные средства зачастую просто не могут быть использованы эффективно: на закупаемом университетами оборудовании некому работать. Эта ситуация опасна для академической науки, поскольку возникает стремление решить проблемы вузов за счет РАН. Велик соблазн попытаться “увести” из академии целые научные коллективы.
По информации от наших сотрудников, руководство высшей школы в ряде случаев предлагает включать их в свои гранты с одним условием: что они будут записывать свои публикации на вуз. И здесь проблема не в ухудшении наших статистических показателей и даже не в перетекании кадров, которое происходит постоянно. Плохо, что ставится задача — развивать одно за счет другого: в этом случае высок риск невосполнимых потерь. Когда большие куски вырываются из живого тела РАН и пересаживаются в высшую школу, когда сознательно вбиваются клинья между разными секторами, ущерб наносится науке в целом.
— Прослеживается ли обозначенная вами тенденция в Стратегии инновационного развития России до 2020 года, проект которой недавно представило Минэкономразвития? Что вы можете сказать об этом документе?
— У меня он вызвал большие опасения. С литературной точки зрения стратегия написана неплохо, это последовательный и цельный документ. Но заложенные в нем идеи ничего хорошего науке не несут. В стратегии почти прямым текстом говорится, что академическая наука — монстр-монополист, которому необходимо что-то противопоставить. В связи с этим финансирование в ближайшие годы предлагается перераспределять в вузовский сектор, Сколково, Курчатовский институт, которые будут создавать конкурентную среду для организаций РАН.
Кто же возражает против того, чтобы перечисленные структуры хорошо обеспечивались? Однако я не согласен с посылом, что академия представляет собой некий монолит, который с их помощью надо расколоть. На самом деле РАН — сильно децентрализованная организация. Наши институты самостоятельно формируют свои планы и решают организационные вопросы. Да, их действия скоординированы, разработаны правила распределения общих ресурсов. И все же при этом НИИ конкурируют между собой — как за академические средства, так и за ресурсы внешних заказчиков. Так что, определяя место РАН на российском научном поле, создатели стратегии исходили из ошибочной предпосылки.
Еще один казус стратегии, который хочется отметить. В подготовленном Минэкономразвития документе признается самостоятельность РАН, правда, с оговоркой — “относительная самостоятельность” (первый раз встречаю такое сочетание в официальной бумаге). Подтверждается в стратегии и то, что академия будет продолжать распределять выделяемые ей бюджетные ресурсы.
Но одновременно проводится мысль, что научные коллективы, где бы они ни работали, должны без ограничений допускаться к средствам РАН, распределяемым на конкурсной основе. Академия наук получает бюджет для финансирования исследований, проводимых подведомственными ей организациями. Попытки откусить от этого пирога выглядят не просто странно, они противоречат законодательству. Впрочем, понятно, что закон можно изменить, но надо иметь в виду последствия такого шага: РАН просто придется свернуть свои программы и распределять все средства в виде базового финансирования.
— Как вы оцениваете презентованную стратегией модель инновационного будущего России?
— Первый этап реализации программы подразумевает, что до 2016 года выделяемые на науку средства увеличиваться не будут. Предполагается, что в этот период около 10-15% организаций будут санированы или перепрофилированы и еще около 20% — частично реструктурированы за счет ликвидации неэффективных подразделений. За счет этой “усушки-утруски” на 20-25% повысится финансирование уцелевших.
Общую численность занятых в науке людей планируется уменьшить на 4% и стабилизировать на достигнутом уровне к 2015 году. И это после недавно проведенного Академией наук 20-процентного сокращения! То есть, в то время как страны-лидеры наращивают научный потенциал, мы декларируем, что еще лет пять потопчемся на месте, позанимаемся перекидыванием научных кадров из одного сектора в другой и только потом начнем серьезно работать.
Кроме того, в стратегии заявлено о необходимости продолжать усиленное внедрение в практику разного рода формальных показателей для оценки эффективности научного труда. Смысл в таких действиях есть, только если значение этих показателей не абсолютизируется.
На недавнем заседании президентской Комиссии по модернизации в Арзамасе Дмитрий Анатольевич Медведев высказал большие сомнения в полезности повсеместно насаждаемых индикаторов. Многим уже стало понятно, что такого рода “игры” ведут не столько к росту эффективности, сколько к припискам и росту бумажной отчетности. Люди начинают работать не на результат, а на показатель, им просто не оставляют другого выхода…
— Вы отметили, что авторы стратегии не смогли грамотно вписать РАН в общероссийский научный контекст. Как бы вы предложили это сделать?
— Я убежден, что Российская академия наук и ее структуры — огромная ценность для страны. Конечно, в 1990-е годы этой сфере был нанесен большой ущерб. Регенерация научной ткани еще продолжается, осталось много вопросов, которые ждут своего решения. Но к тому, что есть, я бы относился бережно. Академическая форма организации науки хорошо подходит для координации работ по проведению фундаментальных исследований. Да, она не единственная: в других странах реализуются альтернативные варианты. Хотя чистых форм нет нигде, можно говорить только о преобладании одних над другими.
Отсюда следует только один вывод: нужно не идеологизировать, не придумывать новые красивые лозунги и не создавать фетиши, а спокойно работать, обеспечивая сбалансированное развитие всех элементов научного потенциала в увязке с возможностями экономики страны. И еще: не стоит надеяться на чудодейственный результат от привлечения “эффективных менеджеров”, пора научиться доверять профессионалам.
К сожалению, у нас в стране утвердилось представление о том, что научный цех — это замкнутое сообщество людей, которые только и делают, что защищают свои интересы и свои кресла. Такой взгляд отражает недопонимание природы данного вида деятельности. Ученые настолько увлечены самим процессом исследования, что работают, не считаясь со временем, не за деньги, а за идею. Именно благодаря такому подвижничеству российская наука и не умерла в 1990-х годах.
— Стратегия предполагает резкое увеличение внебюджетного финансирования науки. Видите ли вы в сегодняшней государственной политике предпосылки к таким изменениям?
— Задачу правительство ставит абсолютно правильную: надо развивать корпоративную науку, увеличивать заказы на исследования. Однако, как можно судить даже по выступлению президента страны в Арзамасе, восприимчивость экономики к инновациям пока плохая. Чтобы переломить ситуацию, нужно вносить серьезные изменения в налоговое законодательство. К сожалению, здесь мы сталкиваемся с жестким противостоянием со стороны Минфина. Причем одни и те же аргументы выдвигают на протяжении десятилетий — и когда есть дефицит бюджета, и когда его нет.
Это наводит на мысли, что мы в принципе не в состоянии совершать серьезные маневры в развитии, которые позволили бы решать наболевшие проблемы. Давно пора, например, переосмыслить использование “нефтяных” доходов: в частности, отрегулировать вопросы, связанные с рентой на природные ресурсы, чтобы выровнять доходность различных отраслей. Тогда падение цен на нефть не будет для страны катастрофой, на это время просто будут уменьшаться рентные отчисления.
Нельзя сказать, что в этом направлении вообще ничего не делается. Государство совершенствует институциональные структуры: например, создает условия для венчурного бизнеса. Но в этих структурах, если можно так выразиться, нет жизни: они в точности такие же, как в других странах, но не работают должным образом. Очевидно, что некоторые базовые вещи нуждаются в серьезной корректировке.
— Вносит ли Академия наук свои предложения — как изменить ситуацию к лучшему? Будет ли она, например, давать заключение по поводу Стратегии инновационного развития страны?
— На днях в РАН поступило предложение дать замечания по проекту стратегии. Конечно, мы не встанем в позу обиженных и примем участие в обсуждении. Наши ученые постоянно занимаются экспертной деятельностью — печатают статьи, готовят аналитические записки, это их работа.
Беседу вела Надежда ВОЛЧКОВА
Фото Николая Степаненкова
Нет комментариев