От Адама до Потсдама. Каким будет новый учебник истории?

Такое впечатление, что из всех наук история сегодня — чуть ли не наиважнейшая. Ее накрепко связали с патриотизмом, появилось даже выражение “очернение истории”. Сейчас общественность ломает копья: каким быть учебнику истории? Почему это так важно, ведь раньше их буквально штамповали — и никого вроде бы это не волновало? Да и о том, как преподавать школьникам физику или биологию, мы тоже взахлеб что-то не спорим…
Помочь разобраться в непростой ситуации вокруг будущего учебника “Поиск” попросил давних оппонентов и хороших знакомых: заместителя директора Института российской истории РАН доктора исторических наук Сергея Журавлева, круг его исследований — российская история века двадцатого и нынешнего, а также заместителя председателя совета Научно-просветительского и информационного центра “Мемориал” доктора философии Никиту Петрова. Его специализация — история советских репрессий и органов государственной безопасности.

— Простой вопрос: почему в обществе так велик интерес к истории, чем он вызван?
Сергей Журавлев: — Интерес был и раньше, но теперь есть еще и важный информационный повод — общественное обсуждение научной концепции единого учебника. Инициировав этот проект, государство впервые за последние лет двадцать выступило со своей позицией в образовательной сфере. Более того, сознательно пошло на то, чтобы эта работа велась открыто и публично. Хотя общество сильно поляризовано и в отношении к истории существуют самые разные мнения. Если же говорить в целом, то мы всегда воспринимаем прошлое сквозь призму настоящего, пытаясь найти в нем ответы на современные вызовы.
Никита Петров: — Внимание общества к истории, конечно, никогда не угасало. Но сегодня ею интересуется и государство. Правда, не столько самой наукой, сколько дисциплиной, которую преподают в школе. Возникла полемика: что рассказывать школьникам, как преподнести им огромный научный материал? Сегодняшний переломный момент далеко не единственный — еще в 1988 году в школах отменили экзамен по истории. Считаю, правильно, поскольку советская история как наука провалилась полностью и в основном обслуживает власть “на идеологическом фронте”.
С.Ж.: — Не соглашусь с такой оценкой советской историографии. Были и тогда блестящие работы, а многие ученые-гуманитарии заслужили высокую репутацию за рубежом. Развивалось источниковедение, позволявшее уходить от конъюнктуры. Идеологизация ощущалась в большей степени в отношении истории советского периода — здесь существовали запретные темы и “белые пятна”.
— Вернемся к учебнику. Как общие эти проблемы сказываются на разработке концепции?
С.Ж.: — Никита говорит об установках власти относительно учебника, но как один из авторов концепции подчеркну: никаких “идеологических” указаний, что и как писать, мы не получали. Ни от РАН, ни от Минобрнауки, ни от научного руководителя проекта по линии Российского исторического общества академика А.Чубарьяна. Задачу свою в Институте российской истории РАН (он стал базой разработки концепции) мы понимали как сугубо научную: постараться поднять планку изучения истории в школе за счет привлечения современных и достоверных знаний о прошлом России. В итоге концепция содержит перечень основных событий, дат, имен, понятий и терминов, а также краткие “вводки” по каждому периоду отечественной истории. Это “скелет” будущего учебника. Полагаю, что в данном случае пожелание государства и мнение ученых совпали: знания школьников, как и исторические представления в обществе, должны базироваться не на мифах и выдумках — такими “трудами”, к сожалению, заполнены полки книжных магазинов. Желательно, чтобы они опирались на достоверные научные факты.
Н.П.: — Согласен: в системе школьного образования должно преобладать точное изложение событий, фактов, имен. Но дальше детали — тут дьявол и затаился. В стандарте ведь не говорится, что нужен единый учебник истории. Так зачем создавать проблему — писать всего один учебник?! Я против этого, поскольку заказ власти, безусловно, был и исходил от президента, который четко сказал: в учебнике не должно быть противоречий, он призван прославлять нашу историю. Это было тут же подхвачено, и меня коробит от готовности нынешней российской науки идейно обслуживать власть.
А дело все в том, по моему глубокому убеждению, что нынешняя наша история власть не устраивает. Не годится, в частности, для целей патриотического воспитания. Потому и приходится меры принимать — как сказал Фаддей Булгарин, “направлять умы по произволу правительства”. Отсюда требование непротиворечивости фактов, необходимости воспитания чувства патриотизма. Неудивительно, что именно этот пункт вызывает больше всего нареканий и сомнений. Потому что объявленная государством программа патриотического воспитания, распространяющаяся и на подготовку учебника, неуместна, не соответствует требованиям свободной демократической страны, противоречит положениям Конституции. В результате стандарт не включает в себя честный научный анализ, а проводит селекцию и отбор фактов. Тогда как цель школьного курса истории — развивать умение самостоятельно анализировать материал, усваивать историзм как метод мышления, и лишь на этой основе воспитывать гражданские чувства.
С.Ж.: — Почему вопрос ставится так однобоко: школа или дает знания, или воспитывает патриотизм, или учит самостоятельно мыслить? На самом деле, она призвана делать и то, и другое, и третье. А кто сказал, что воспитание патриотизма и гражданственности не соответствует принципам демократии? В школах США, Франции или Японии на историческом материале воспитываются любовь и уважение к своей стране. Во Франции, между прочим, действует общенациональный стандарт исторического образования — аналог тому документу, который мы сейчас обсуждаем.
Члены авторского коллектива искренне хотели, чтобы наш стандарт стал своего рода фильтром, препятствующим попаданию в учебник околонаучных вымыслов и субъективных оценок. Ненормальна и ситуация с разными трактовками исторических событий в федеральных и региональных учебниках. Положение, когда одна история России изучается в Москве, другая — в Татарстане, а третья — на Северном Кавказе, абсурдно. Что касается готовности историков служить государству, то подобострастия здесь не было и нет. Есть желание помочь сделать то, что в общенациональных интересах. “Служить бы рад, прислушиваться тошно” — это про нас.
Наши критики стращают монополизмом на истину, а мы предлагаем давать старшеклассникам альтернативные мнения по дискуссионным вопросам истории: есть такая точка зрения об октябре 1917 года с определенным набором аргументов, а есть и другая. Давайте сопоставим.
Н.П.: — Значит, в учебнике будут противоречия, а их вам как раз и не разрешают допускать. Не надо сбивать учеников с толку! Именно к этому ученых и призывали.
С.Ж.: — Это не так. Элементы историографии и источниковедения обязательно должны быть в учебниках. Беда в том, что историю в школе изучают фактически до 9 класса, в 10-11 идет беглое повторение всего материала “от Адама до Потсдама” с натаскиванием на ЕГЭ. Выпадает самое плодотворное время, когда с почти взрослыми людьми можно говорить вполне серьезно.
Н.П.: — Если бы дело было только в системе преподавания, когда и что рассказывать детям, эти вопросы так горячо не обсуждались бы. Главная причина, на мой взгляд, что не устраивает сама история. Дело в сложных вопросах, а их десятки, и ставят их сами учителя. Они не знают, как рассказывать учащимся, скажем, о сталинской диктатуре, коллективизации или начале Второй мировой войны. Да и в обществе нет консенсуса в отношении к узловым вопросам, а их в истории страны — масса. И невозможно достичь согласия указами правительства, если мы так и не подвели юридическую черту под советским прошлым.
— Если бы удалось привести в учебнике разные мнения ученых по самым сложным вопросам истории, то лучшего и желать не надо. Учащихся это заставит думать — считай, цель нового учебника достигнута.
Н.П.: — Если в учебнике будут изложены различные интерпретации событий — это можно только приветствовать. Но тогда вопрос: а нужен ли единый учебник, почему один, а не несколько? Ведь добросовестный ученый, излагая свою точку зрения, обязательно приведет иные мнения и оценки. Так зачем вымучивать единый учебник, играющий роль “Краткого курса…”?! Мне кажется, что вся история вокруг унификации преподавания истории есть беспардонное вмешательство государства в историческую науку, ее администрирование. Почему от учебника биологии не потребовать воспитания патриотизма? А дело в том, что еще с советских времен власть привыкла воспринимать историю как социально-экономическую дисциплину, призванную формировать мировоззрение.
С.Ж.: — Гуманитарные предметы — особая духовная сфера, которая “не терпит пустоты”. Если государство уходит из этой области, туда устремляются другие игроки, которые в своих интересах формируют мировоззрение детей. Мне кажется, в гражданской государственной школе этим должны заниматься учитель и государство, которое в ответе за подрастающее поколение. Что касается аналогии с “Кратким курсом…”, то все это работало лишь в условиях “железного занавеса”. В эпоху Интернета подобное невозможно в принципе. Будущий учебник — лишь один из источников информации о прошлом наряду с фильмами, книгами, базами данных из Сети и пр. Лично я — за несколько школьных учебников по истории России, но что делать, если конкурсная комиссия решит, что один текст на голову выше остальных?
В нашей концепции есть и другие новшества по сравнению с действующими учебниками — больше места отведено культуре, человеку в истории. Кроме того, мы рассматриваем учебник как своего рода навигатор в море исторической информации. В перспективе он должен быть, конечно, интерактивным.
Н.П.: — Против навигатора вряд ли кто-нибудь будет возражать.
С.Ж.: — Мы рассуждали так: втиснуть в учебник все невозможно. Потому и важен навигатор: если школьники (учителя и родители) воспользуются им, то через систему гипер-
ссылок получат разнообразную информацию даже по самым трудным вопросам. С учетом современных тенденций компьютеризации не думаю, что школьники образца 2020 года станут охотно читать бумажные учебники. Им подавай электронные. Моей младшей дочери 10 лет, а она уже не может обходиться без компьютера.
Н.П.: — Отлично! Но ведь президент хотел от вас совсем иного: сформировать у ученика четкое представление о “славе и величии нашей Родины”. Еще на заре первого президентского срока он поучал: в нашей истории были и темные моменты, и светлые — и не надо замыкаться на негативе…
С.Ж.: — Да, в истории не обходится без полутонов.
Н.П.: — Но, скажем, сталинские преступления так и надо называть преступлениями, и это не морализаторство. Оценка должна базироваться на четком представлении о примате права. Это, прежде всего, и нужно давать как итог советского периода. И еще. На вопрос, кого сегодня воспитывает наша школа, учителя отвечают коротко: толерантного патриота. Что и нашло отражение в концепции. Мне это напоминает “триединую задачу” советской школы: обучать, развивать, воспитывать. “Упаковка” только другая. С моей точки зрения, внедрение в головы учащихся идеологических установок (а они в концепции есть) — не что иное, как “промывание мозгов”. Вместо свободного поиска знаний с помощью навигатора.
С.Ж.: — Многие возразили бы, что суть советского периода — не репрессии, а тот индустриальный задел, который мы до сих пор “проедаем”. Названная Никитой “триединая задача” советской школы на самом деле универсальна, ей следуют во всем мире. Воспитание гражданственности и толерантности — никакая не идеология, и в нашей многонациональной и мультикультурной стране это просто необходимо. Я против “стихийного рынка”, особенно в гуманитарном образовании.
— И в заключение. Если бы вы писали учебник истории для старших классов, каким бы он был?
Н.П.: — Это не была бы только история репрессий, как думает Сергей, я опирался бы на накопленные наукой факты, события, имена. Иначе историю не узнать. На этот “стержень” нанизал бы интерпретации, объяснения и юридические оценки. Не допуская умолчаний и “белых пятен” — отвечать надо на все трудные вопросы.
С.Ж.: — Я реализовал бы идеи, заложенные в стандарте. Больше внимания уделил бы бытовой культуре, повседневной жизни рядового человека. Чтобы учащиеся узнали, как в разные эпохи жили люди, о чем мечтали. Именно такие сведения прививают интерес к истории. Через эту призму легче рассказывать и о серьезных политических, социальных, экономических процессах.

Послесловие
С.Ж.: — Когда мы в Институте российской истории начинали разрабатывать концепцию, то решили привлечь в авторский коллектив преимущественно молодых докторов и кандидатов наук с опытом работы в школе. Расчет был в том числе на их креативность и заинтересованность как родителей. Расчет оправдался. Не скрою, что во время работы над концепцией я тоже думал о своей младшей дочке. На следующий год, в пятом классе, она начнет изучать историю России.
Н.П.: — За дочку Сергея я спокоен: в случае чего папа ей все объяснит. Конечно, в учебнике стоит рассказать о повседневной жизни наших предков и о достижениях страны, скажем, в науке и освоении космоса, но надо и доподлинно изложить трагические и сложные периоды нашей истории, включая преступления против человечества.

На верхнем фото: Сергей Журавлев с дочерью

На нижнем фото: Никита Петров

Записал Юрий ДРИЗЕ
Фотоснимки предоставлены участниками интервью

Нет комментариев