Визит в Россию министра высшего образования и науки Великобритании Дэвида Уиллетса был недолгим, но продуктивным. Двух рабочих дней оказалось достаточно, чтобы дать старт Российско-британскому году космоса, договориться с российским коллегой Андреем Фурсенко о расширении двустороннего сотрудничества в области образования, науки и инноваций, пообщаться со студентами МГТУ им. Н.Э.Баумана, открыть российско-британскую конференцию “Инновации в сфере здравоохранения”, а также дать несколько интервью, в том числе корреспонденту “Поиска”. Наш разговор с британским министром начался с вопроса о наиболее перспективных, с его точки зрения, областях научного сотрудничества России и Великобритании.
— Хотел бы прежде сказать, что я с большим удовольствием побывал в России. Говоря о приоритетах сотрудничества в области науки, я бы выделил несколько направлений. Это космические исследования, биологические науки, физика элементарных частиц, ядерная физика. Сегодня подписан важный документ о сотрудничестве в области биотехнологий — фармацевтический гигант британская компания “АстраЗеника” заключила соглашение с фондом “Сколково”. Надеюсь, она сможет привнести в российскую фармацевтическую науку и промышленность первоклассную исследовательскую экспертизу и инновационный опыт.
— Во время вашего визита было подписано несколько документов о расширении российско-британского сотрудничества в области наук о космосе. С чем связан столь пристальный интерес вашей страны к космической тематике?
— Как вы знаете, у Великобритании нет ракетоносителей, мы не запускаем в космос пилотируемые аппараты, однако мы умеем изготавливать спутники и с их помощью развиваем первоклассные научные разработки. Одна из областей, где мы уже добились успеха, — изучение поведения жидкостей в условиях микрогравитации. Эти эксперименты собираемся продолжить на Международной космической станции. Помимо этого нас привлекают совместные исследования в области космической медицины, психологии, в частности изучение поведения космических экипажей во время длительных полетов. И, наконец, нам интересен проект, связанный с поиском возможной жизни на Марсе. Великобритания участвует в программе “ExoMars”, старт которой намечен на 2016 год (это совместная программа Европейского космического агентства (ESA) и Национального управления США по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) по исследованию и освоению Марса с помощью специальных устройств и аппаратов. — С.Б.), к тому же при создании марсохода “ExoMars Rover” реализуется британская технология. Биомаркер, который будет на нем установлен, сможет определить наличие биоорганизмов, а значит, и жизни на Красной планете. Я не специалист, но ученые настаивают, что жизнь на Марсе возможна… Конечно, у нас нет такого масштаба космических исследований, как у России, но кое-что делается и в Великобритании, и это особенно ценно для нас в год 50-летнего юбилея полета в космос Юрия Гагарина.
— Одна из перспективных областей сотрудничества ученых наших стран, которую вы назвали, — физика элементарных частиц. О каких совместных проектах здесь может идти речь?
— В области физики элементарных частиц ученые Великобритании и России уже очень многого достигли, например в работах на установке ATLAS Большого адронного коллайдера. Но ЦЕРН — далеко не единственная площадка для сотрудничества. Совместные исследования проходят также в Кембридже, Атомном центре Харуэлл, на синхротроне Diamond в Национальной лаборатории Резерфорда — Эпплтона.
— Все, о чем вы рассказали, относится к области фундаментальных исследований. Как вы объясняете обществу необходимость их проведения, не сталкивается ли фундаментальная наука Великобритании с проблемами финансирования?
— В прошлом году британское правительство утвердило гарантированный бюджет для финансирования научных исследований. Он составляет 4,6 млрд фунтов стерлингов в год на последующие четыре года. Наши ученые работают очень продуктивно: на каждый потраченный на науку миллион Великобритания получает больше всех в мире цитирований научных публикаций. Другими словами, у британской науки очень хорошая отдача.
Когда люди спрашивают меня, какова ценность научных исследований, в частности в области космоса, я отвечаю примерно так: без спутников мы не имели бы сегодня мобильных телефонов. Есть и другие практические выгоды от фундаментальных исследований. К примеру, изучение электромагнитных возмущений в ионосфере поможет прогнозировать землетрясения даже за 10 дней до их начала. Синхротрон Diamond тоже является хорошим примером того, как фундаментальные исследования позволяют получить отличный коммерческий результат. Автомобильные гиганты используют синхротрон, чтобы оценить поведение различных материалов, а фармацевтические компании с его помощью могут заглянуть в молекулярную структуру клетки.
— Существуют ли в Великобритании области науки, которым оказывается особая государственная поддержка? В нашей стране сейчас, к примеру, мода на нанотехнологии и нанонауки. Эти направления финансируются особенно щедро.
— Мы в равной мере финансируем широкий спектр исследований, ведь все в науке взаимосвязано! Скажем, эксперименты в области геномики, биологии невозможны без мощных компьютеров. А устройства, которые разрабатываются для астрономии, востребованы в медицине. Поэтому мы стараемся распределять финансирование так, чтобы представители любой области науки могли получить поддержку для своих исследований. Но если говорить о нанотехнологиях, то мы тоже очень заинтересованы в их развитии.
— В последнее время в России большое внимание уделяется инновациям. Как вы знаете, сформирована специальная территория Сколково, которая должна стать отечественной Силиконовой долиной. Каким инновационным опытом могла бы поделиться с нашей страной Великобритания?
— Я думаю, что Сколово — отличная идея. Одна из причин моего визита в Россию — это как раз обсуждение возможного взаимодействия в Сколкове российских и британских ученых. Мне известно, например, что Университет Кембриджа заинтересован в партнерстве с фондом “Сколково” в области нанотехнологий.
В этом многообещающем проекте мне нравится идея построения инновационного города, я действительно верю в теорию кластеров, творческих пространств, где представители многих научных дисциплин собираются вместе. Однажды я был на открытии нового здания знаменитой Лаборатории молекулярной биологии Медицинского исследовательского центра Кембриджа, ученые которой получили рекордное количество Нобелевских премий. Знаете, в чем ее секрет? В мультидисциплинарности, которая сегодня обеспечивается очень просто. Когда строилось новое здание, ученые решили, что кофеварок в отдельных лабораториях не будет. Самую лучшую комнату во всем здании сделали кофе-баром и установили в нем единственную кофемашину. Теперь там собираются представители самых разных наук, царит настоящая творческая атмосфера.
— Действительно, все очень просто. Но раз уж мы коснулись Нобелевских премий, то почему, на ваш взгляд, Великобритания становится таким благодатным местом для работы будущих нобелевских лауреатов? В прошлом году этого звания были удостоены наши соотечественники, работающие в Университете Манчестера.
— Я с ними знаком, мы встречались на церемонии вручения премий в Стокгольме. На мой взгляд, одно из условий, которое помогает ученым, работающим в Великобритании, добиваться больших успехов, — царящий в нашей стране международный дух, атмосфера интернационализма. Это нормально, что ученые перемещаются и часто лучшая наука приезжает к вам откуда-то. Мы проводили исследование карьеры нобелевских лауреатов и выяснили, что в жизни большинства из них происходили серьезные перемены: они переезжали из страны в страну или переходили из одной научной дисциплины в другую. Это давало возможность смотреть на мир более широко, под разными углами и иногда становилось решающим моментом в творческой или научной работе.
Беседовала Светлана Беляева
Фото Николая Степаненкова
Нет комментариев