В тайгу со своим кедром? Воспроизводство ценных видов деревьев требует строгого научного подхода.

О предмете своих исследований и, не побоимся этого слова, пристрастия доктор биологических наук Сергей Горшкевич может говорить часами. Более четверти века занимается он изучением, сохранением и выращиванием кедра, воспроизводством его генофонда. Работы ученого не раз поддерживались грантами РФФИ, за свою подвижническую деятельность он был удостоен звания “Человек года” Томской области. Здесь в поселке Курлек Сергей Николаевич возглавляет научный стационар “Кедр” Института мониторинга климатических и экологических систем (ИМКЭС) СО РАН, где заведует лабораторией дендроэкологии. Впрочем, несмотря на успехи, в свой монолог он, как настоящий информированный оптимист, добавляет значительную порцию пессимизма.

— Россия — страна кедра, — говорит исследователь. — Три российских вида — кедр сибирский, кедр корейский и кедровый стланик — занимают 10 из 17 миллионов квадратных километров ее общей площади. Это примерно 95% от мирового ареала. А больше всего кедровых лесов России (из расчета на единицу площади) находится в Томской области. Казалось бы, мы должны быть лидерами в вопросах организации и ведения кедрового хозяйства. Однако это не так. Почему?
Сегодня не только у нас, но и во всем мире сделана ставка на полуестественные, частично ухоженные и условно регулируемые леса. В результате лес теряет способность к саморегуляции и самовоспроизводству, не приобретая при этом черты плантации или парка. Он превращается в нечто среднее между загаженной природой и запущенным огородом. 
Простой пример. Традиционно считается, что пожар — величайшее зло для лесных массивов, что их надо обязательно защищать от огня. Но, как это ни парадоксально, 99% продуктивных западно-сибирских кедровников — это именно первое послепожарное поколение. Значит, если мы в течение 200 лет будем эффективно защищать лес от пожаров, то на территории Западной Сибири не останется ни одного продуктивного кедровника. Другой пример — рубка леса. Если переиначить известное выражение таким образом: “рубить нельзя беречь”, то где поставим запятую? Она так и просится после слова “нельзя”, но и здесь не так все просто.
Кедр под кедром не возобновляется. Если кедровник не срубить вовремя, когда он уже оставил обильное и полноценное потомство, то на его месте образуется заболоченный низкопродуктивный лес, доля кедра в котором невелика. Если же его срубить, то на вырубке поселится береза, а под ней — новое поколение кедра, обильное и во всех отношениях полноценное. Такие насаждения называются потенциальными кедровниками. Береза, “нянька кедра”, погибнет лет через пятьдесят, “подсушив” почву и обогатив ее гумусом. Кедр к этому времени наберет силу, пройдет полный цикл естественного отбора, сформируется продуктивное и устойчивое, полноценное во всех отношениях насаждение.
И еще — рубить лес нельзя выборочно. Это всегда оборачивается отрицательной селекцией: хорошие деревья валят, плохие оставляют. Рубить лес надо подряд, разумеется, не большими квадратами, а узкими лентами.
В общем, если в течение долгого времени не будут происходить рубки леса, лесные пожары, то через два-три столетия Западная Сибирь превратится в одно сплошное болото. Нам это надо?
Другой острый вопрос: насколько оправдано комплексное использование кедровника, при котором его пытаются обобрать до последнего ореха? Как правило, по завершении заготовительного сезона в новостных лентах появляются пронизанные гордостью сообщения о том, сколько тонн ореха удалось нынче заготовить.
Кедровый промысел, во время которого человек с дубиной приходит в естественные насаждения, нещадно колотит несчастные деревья и все орехи уносит, чтобы съесть, —  пережиток каменного века, когда основными занятиями людей были охота и собирательство. Заготовка ореха  губительна для кедровой формации. В естественном лесу нет и не может быть “ореха”, а есть лишь семена как средство воспроизводства вида. Расточительность не свойственна природе. Каждый вид производит ровно столько семян, сколько необходимо ему для выживания. Иными словами, у него нет ни одного лишнего семени, которое можно было бы изъять без ущерба. Промышленная заготовка семян ведет к тому, что естественный отбор недополучает материал, следовательно, потомство оказывается менее конкурентоспособным в борьбе за существование. Изъятие кедровых семян из природы — вопиющее безобразие: это все равно что собирать яйца в период гнездования птиц и потрошить рыбу в период нереста. А ведь кедр — не какой-то “рядовой” вид. Это основной лесообразователь. Да и семена его не только средство возобновления, но и “базовый” кормовой ресурс для всей лесной фауны.
Еще одна якобы аксиома: за лесом надо ухаживать. Вот березняк с подростом кедра. Мы вырубаем березу, освобождаем кедр. Он бурно растет и развивается, формирует очень привлекательный на вид и продуктивный кедровник типа припоселкового. Это традиционно считается положительным примером воздействия человека на природу. Однако устойчивость многих деревьев в таких кедровниках существенно понижена. Таежные кедровники живут по 300-350 лет, припоселковые  начинают распадаться уже в возрасте 150 лет. Почему? В естественном кедровнике до плодоношения доживают только лучшие деревья, в припоселковом — почти все. Поэтому в последнем случае любой неблагоприятный фактор, например слабая засуха, вызывает необратимые последствия. Человек помог выжить всем деревьям, в том числе с “дефективным” генотипам. Нарушение естественного хода конкуренции, отбора, приносит популяции огромный вред. Если такой уход проводить систематически, из поколения в поколение, то со временем окажется, что лес состоит из одних “инвалидов”, которые уже не могут жить без постоянного ухода и даже при этом балансируют на грани жизни и смерти.
Теперь об искусственном лесовосстановлении. В лесной зоне, где мы живем, оно обычно ни к чему: лес тут отлично возобновляется сам. Тем не менее как только у лесного хозяйства появляются деньги, оно направляет их на интенсивные технологии выращивания посадочного материала: строятся гигантские теплицы, чтобы этот посадочный материал рос быстрее и выглядел красиво. Это было бы смешно, если б не было так грустно. Набор сибирских генотипов попадает в климатические условия влажного тропического леса. В этих условиях он проходит первый, самый важный, этап естественного отбора. Ясно, что выживают при этом совсем не те сеянцы, которые нужны естественному сибирскому лесу. Если мы хотим, чтобы от лесных культур была хоть какая-то польза, то в каждом участковом лесничестве, занимающемся посадкой кедра, должен быть свой микропитомник, где в условиях, приближенных к естественным, выращивался бы местный посадочный материал.    
А генетическое улучшение лесов?! Его идея проста: абсолютное большинство естественных насаждений признаются плохими, непродуктивными, некачественными, нуждающимися в целенаправленном изменении генотипического состава. Это театр абсурда! Если все местные естественные насаждения ценных древесных пород заменить селекционными, то говорить об устойчивости лесов уже не придется. Они будут не более устойчивы, чем сельскохозяйственные культуры и, соответственно, смогут существовать только в условиях беспрерывной “прополки”, подкормки, защиты от погодных катаклизмов и других мер ухода.
Очевидно, что природные лесные экосистемы надо оставить в покое. Из них можно по-умному изымать стволовую древесину. Иначе она сгорит или сгниет, обогатив атмо­сферу совершенно не нужными ей парниковыми газами. Восстановятся же они сами, и тем лучше, чем меньше мы будем им помогать. Попытки ухаживать за естественными насаждениями и проводить их генетическое улучшение бессмысленны в своей основе, а их практическое воплощение есть диверсия против природы как среды обитания человека.
Это вовсе не означает, что все исследователи-лесоводы и селекционеры работают зря. Напротив, именно результаты их деятельности позволяют снять противоречие между необходимостью сохранения природы и растущими потребностями человечества в лесных продуктах. Нужно только перейти от первобытного собирательства к цивилизованному земледелию, то есть изъять из природы некоторую часть земель и организовать на них интенсивное выращивание полезных растений. В сельском хозяйстве это сделано уже давно, более 10 тысяч лет назад. Остается только применить этот же принцип к лесному хозяйству: провести предельно четкую границу между природными экосистемами и плантационным хозяйством. Плантационное хозяйство на “выведенных из природы” землях предполагает максимальную интенсификацию как залог высокой эффективности. Вот в этом-то хозяйстве человеку и следует показать, на что он способен в деле преобразования окружающей среды.
Что же выращивать на плантациях? Исключительно сортовой материал. Приведу простой пример. В наших лесах широко распространена земляника. Однако нет никакого смысла брать ее из природы и выращивать в огороде: продуктивность дикого вида слишком низкая. Для культивирования используют высокопродуктивные сорта — результат длительной и интенсивной селекции. Селекционная работа с деревьями  значительно сложнее. Однако, как говорит наш мудрый народ, “глаза боятся — руки делают”. Правильно говорит. На научном стационаре “Кедр” ИМКЭС СО РАН собрана богатейшая генетическая коллекция — все виды кедровых сосен, десятки климатических и почвенных экотипов, сотни клонов. Все эти опытные объекты обеспечены уходом и режимными наблюдениями. Селекция кедра у нас ведется давно и уже принесла первые плоды по трем основным направлениям: быстрорастущие сорта для плантационных культур, высокоурожайные сорта для промышленных орехоплодных плантаций, декоративные сорта для ландшафтного дизайна.
Если говорить о первом направлении, то в нашем распоряжении есть клоны, у которых годовой прирост в высоту составляет 60-70 сантиметров при идеальном качестве ствола. Наличие таких клонов  опровергает распространенное мнение о том, что кедр растет медленно и не перспективен для плантационной культуры.
По второму направлению результаты еще лучше. Некоторые клоны обладают просто удивительной урожайностью. Уже в возрасте 5-10 лет в их кроне трудно найти веточку, на которой не было бы шишек. Все это — отличная основа для введения кедра в культуру как орехоплодной породы. Сейчас, когда многие бесхозные поля зарастают березой и осиной, плантационное кедровое хозяйство на этих землях могло бы стать отличной альтернативой хозяйству сельскому. 
Увы, ни первое, ни второе направление не востребовано обществом. Ни у государства, ни у частного капитала нет ни малейшего желания вкладывать средства в эти проекты. Ведь отдача от них будет не раньше, чем через несколько десятилетий. У нас, к сожалению, нет людей, способных смотреть так далеко вперед.
Самое востребованное третье направление — селекция декоративных сортов. Что на данный момент неплохо. Ведь кедр — не только кубометры древесины или тонны ореха. Это и красота, которая, как надеялся герой Достоевского, спасет мир. Замечательно, что у наших людей постепенно появляется желание украсить свою жизнь. После чего, хочется думать, найдут время заняться практическим обустройством мира.

Записала
Ольга БУЛГАКОВА
Фото Анны АФАНАСЬЕВОЙ

Нет комментариев