От игры до беды. Сеть полна опасностей.

В ходе Международного форума по кибербезопасности (Cyber Security Forum-2014) (см. “Поиск” №9, 2014) отдельное внимание специалистов — ученых и представителей электронной отрасли — было уделено перспективам развития контента и сетевых сервисов для детей, а также вопросам их информационной защиты.
Заместитель главы Рособр­надзора Анзор Музаев, выступавший на одной из секций форума, сообщил, что даже в его организации бывают моменты, когда приходится беспокоиться о защите информации, напрямую связанной с детьми. Это прозвучало устрашающе, но на деле проблема оказалась банальной: ежегодно накануне проведения ЕГЭ в Рособр­надзоре фиксируют всплеск спам-активности — распространение в Сети вариантов экзаменационных задач.

— К сожалению, многие дети идут у мошенников на поводу, оплачивают их услуги с целью получения контрольно-измерительных материалов, — рассказал Анзор Музаев. — Мы считаем это стратегической угрозой в сфере образования: дети перестают готовиться к ЕГЭ в штатном режиме. Подобные события вызывают у нас крайнюю озабоченность, вот почему мы предлагаем представителям оте­чественной интернет-отрасли организовать совместный мониторинг сайтов и социальных сетей, поскольку усилий одного лишь Рособрнадзора в этом направлении пока недостаточно.
Также, по мнению Анзора Музаева, в Сети следует создать и ряд новых информационных площадок, посещение которых поможет снять психологическое напряжение у детей и их родителей накануне экзаменов. В данный момент представители Рособрнадзора проводят консультативные встречи с компаниями “Яндекс” и НП “РАЭК”, чтобы обсудить эти и другие проблемы.
Научный сотрудник психологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Александра Макалатия продолжила тему безопасности детей в Интернете, выступив с докладом, посвященным особенностям компьютерных игр как медиаконтента. После недавних событий в московской школе №263 многие обыватели поспешили обвинить именно мир виртуальных игр в росте агрессии молодежи. Сравнивая особенности наполнения современных медиа и компьютерных игр, Александра попыталась объяснить, что такая “черно-белая” трактовка не совсем верна.
По ее словам, любая игра — это, прежде всего, деятельность. Поэтому в отличие от СМИ, сообщения которых могут служить фоном нашим повседневным заботам, на игре все-таки надо концентрироваться. Конечно, компьютерные игры отличают повышенная степень вовлеченности человека в процесс и высокое эмоциональное воздействие. Вот почему, например, довольно сложно проводить экспертизы компьютерных игр: исследователь сам должен быть игроком, анализ игры и заключение о ее опасности/безопасности для тонкой детской психики по скриншоту сделать невозможно. Мультимедийность и мультиплатформенность современных игр также все осложняют, ведь теперь можно не расставаться с игрой, доступной на разных типах устройств, в том числе мобильных, круглые сутки. Вполне логично, что общественность начинает бить тревогу, сообщая об усилении у молодого поколения игровой зависимости и появлении склонности к отнюдь не игрушечному насилию.
— Но вовсе не всем игрокам эта зависимость прививается, да и от химических веществ зависимость бывает куда серьезнее, — считает А.Макалатия — Мы должны помнить, что любая зависимость — это всегда бегство от реальности. Соответственно, при ее возникновении психологи должны сосредоточиться на решении тех проблем подростков, которые вызывают у них желание “спрятаться” в игре. Разобравшись с ними, становится ясно, что никакой зависимости у человека нет, а есть только расслабление. Что же касается агрессии и насилия, то они в определенной степени присутствуют в каждом из нас всегда, и это нормально. Более того, игры с элементами агрессии необходимы для социализации детей, чтобы ребенок научился управлять этими своими врожденными качествами. Поэтому сами по себе “стрелялки” опасности не представляют, а могут быть даже немного полезны…
Однако, добавляет Александра, тут существуют две угрозы: увеличение степени толерантности к насилию/агрессии и так называемый дурной пример — прямое подражание действиям героев. Во избежание этих негативных моментов ребенок должен учиться разделять игровое и реальное пространство (как правило, это умение успешно развивается еще в детском саду). При оценке компьютерных игр и вынесения решения об их “пригодности” экспертам следует учитывать их морально-этический контекст, натуралистичность или символичность игрового насилия (чем более символично насилие, тем сильнее его воздействие), а также установленные разработчиками правила и рамки, которые могут включать в себя сказочный архетип компьютерного героя, соревновательный аспект. Либо же чистое насилие может составлять основной смысл игры, но таких, к счастью, довольно мало.
Александра Макалатия резюмировала свое выступление мыслью о том, что, к сожалению, все вышеописанное характерно не только для компьютерных игр, но и для любого современного СМИ с визуальным и мультимедийным контентом. Поэтому винить в агрессии школьников только игры, не обращая внимания на растущий негативный информационный поток, который льется сегодня отовсюду, не совсем корректно…
Вслед за молодой коллегой схожую тему развил и старший научный сотрудник отделения Социальной психиатрии детей и подростков Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского Лев Пережогин. Он подробно рассказал о современной “анатомии” интернет-зависимости у подростков. По словам специалиста, Международная классификация болезней Десятого пересмотра (МКБ-10), которая раз в 10 лет утверждается Всемирной организацией здравоохранения, включает в себя рубрику “Психические расстройства”. Но в ней до сих пор не указана зависимость от персонального компьютера или Интернета. Хотя, может быть, в 11-м пересмотре, который сейчас подготавливается ВОЗ, они и появятся.
— Сегодня у нас есть несколько факторов для формирования интернет-зависимости, — отмечает Лев Пережогин. — Наряду с другими зависимостями она сейчас конкурирует за 15% всего населения. Эти 15% имеют шанс стать зависимыми людьми, но вот от чего — от наркотиков, алкоголя, табака или Интернета, неизвестно. С чем чаще есть шанс встретиться, от того у человека, имеющего предрасположенность, зависимость и разовьется. Сами понимаете, героина у нас на каждом углу пока, к счастью, нет, а Интернет уже есть…
В 1996 году американский психиатр Кимберли Янг впервые сформулировала критерии интернет-зависимости. Тогда среди них были бесконтрольность использования времени, стрессорное воздействие, эмоциональная интеграция в Сеть, эйфорический компонент от взаимодействия с Сетью и последствия — негативные в финансовом и социальных планах. Спустя пять лет я попытался сформулировать эти критерии тоже, получилось, правда, несколько иначе. В мой список вошли субъективная невозможность обходиться без сетевой активности, дискомфорт различной степени тяжести, если даже на самое короткое время мы лишаемся Сети, бесцельное использование сетевого пространства, безудержное, резкое влечение к играм, безыдейное и бессмысленное хакерство, а также компоненты, включающие элемент персонификации (например, подмена собственного образа совершенно далеким, виртуальным).
Кажется, в наших заключениях мало общего, но дело в том, что Кимберли Янг видела лишь более легкие формы интернет-зависимости, соответствующие в основном первой стадии зависимого поведения, а я уже позже наблюдал более тяжелые и развитые формы этих отклонений. Причем Янг фиксировала данные по взрослым, а я занимаюсь подростками. Стоит признать, что современная интернет-зависимость вполне отвечает всем существующим критериям зависимостей по классификации МКБ-10, то есть пора бы ее туда уже официально включать, как болезнь, но одного этого мало…
Лев Пережогин очертил круг вопросов, которые сегодня стоят перед ним и его коллегами. Среди них — можно ли признать интернет-зависимость психическим расстройством? Может ли она сформироваться у лиц, которые исходно психически здоровы? С какими психическими расстройствами она ассоциирована (сочетается)? Наконец, с чего же начинать лечение — с того заболевания, на фоне которого она возникла, или, собственно, с самой интернет-зависимости, как с расстройства изолированного?
— Эти вопросы сегодня не решены, но я попытаюсь в общих чертах дать на них предварительные ответы, — говорит Лев Пережогин. — Через мои руки прошло 110 детей, которых можно было назвать интернет-зависимыми. Это очень скромное число, в реальности их намного больше. Если мы придем в среднее учебное заведение и проведем тестирование среднестатистической школьной популяции, то, думаю, лишь в одной школе найдем 110 детей, которым нужна будет психологическая помощь в связи с интернет-зависимостью. Проблема в том, что те, кто обладает властью над этими детьми, например родители, очень часто не хотят их вести к специалистам, опасаясь мифического психиатрического учета. Есть и такие, кто считает, что лучше ребенку сидеть вечером дома за компьютером, чем гулять на улице…
110 человек — число хоть и маленькое, но в то же время для медицинского исследования достаточное. Мальчиков и девочек там было поровну. Среди них была очень большая группа исходно здоровых детей. То есть на первый вопрос можно ответить однозначно: интернет-зависимость способна формироваться и у изначально совершенно здоровых детей. Не нужно обязательно иметь то или иное психическое расстройство, чтобы на его фоне уже потом возникла интернет-зависимость. Другая группа детей из моего исследования изначально имела шизофрению, третья группа — невротические расстройства. Расстройства личности и поведения также занимают свою долю в этом срезе. Наконец, лишь одна девочка из 110 человек имела умственную отсталость.
По словам Льва Пережогина, дети используют Интернет двояко: их привлекают компенсаторные возможности Сети (ими пользуется минимальное число детей) и декомпенсирующие (с ними сталкивается большинство интернет-зависимых) Компенсаторные возможности Сети реализуются, прежде всего, у детей с шизофренией. Кроме того, они привлекательны для маленьких пациентов, лишенных какой-либо функции, например способности передвигаться. Что еще ищут дети в Интернете? Общения, причем такого, которое невозможно для них в обычной детской среде (потому что большинство из них этой средой отвергаемы).
— Сразу напрашивается вывод о том, как осуществлять профилактику таких случаев: эти дети должны быть приняты в какой-то специализированной среде, для них должны быть созданы специализированные условия, — уверен Лев Пережогин. — Очень многим из них необходимо рассказать о своих личных проблемах, презентовать свои идеи (часто патологического содержания) или результаты своего нетипичного, для среднестатистического большинства, творчества. Так и получается, что основная патология у этих детей является ведущей, а интернет-зависимость — компенсирующей. Соответственно, тут сначала надо заниматься основной патологией, а уже потом разбираться с Сетью.
Вторая группа пациентов оказалась значительно шире по составу. Тут речь идет о зависимости декомпенсирующей, когда мы сталкиваемся с теми, кто пытается достигнуть заведомо неосуществимых качеств. Эти дети рассказывают про свои похождения, в том числе сексуальные, которые носят характер мнимых, обсуждают все сплетни из жизни известных персон, добиваются признания любой ценой за те “лайки”, которые ставят в Сети, если они удачно улыбнулись или даже разделись…
В заключение доктор Пережогин сообщил, что основная проблема сегодня кроется в том, что создавать какую-то компенсаторную программу для лечения таких детей пока некорректно. Это связано с отсутствием в МКБ-10 диагноза “Интернет-зависимость” — официально тут нечего лечить. При этом сейчас, когда Интернет уже проник практически во все сферы нашей жизнедеятельности, использовать для устранения этой напасти стандартные принципы, которые существуют, например, в наркологии (отлучение от вещества, вызвавшего зависимость), к сожалению, невозможно…

Анна ШАТАЛОВА

Нет комментариев