Беда по разнарядке. Расплачиваться за индустриализацию пришлось крестьянству.

Четыре толстенных тома — “Голод в СССР: 1929-­1934 гг.” — огромный и скорбный труд архивистов, демографов, историков. Издание, подготовленное Российским государственным архивом экономики совместно с региональными и федеральными архивами России, Республики Беларусь и Республики Казахстан, другими организациями, посвящается одной из самых горьких страниц советского периода нашей истории.
— Тяжело было работать над многотомником, — рассказывает директор архива кандидат исторических наук Елена Тюрина, — тяжело было погружаться в трагический материал, чтобы подробно, опираясь на документы, описать, как во имя индустриализации на территории СССР погибло более 7 миллионов крестьян.

Начали мы издалека, с 1929 года, когда в результате форсированной коллективизации и принудительных хлебозаготовок возникли первые признаки голода. Он охватил все зерновые районы страны от Украины до Сибири. А в начале 1930-х годов, по решению правительства, лучшее, элитное зерно (а оно заготавливалось в наиболее плодородных районах СССР: на Украине, Северном Кавказе, в Среднем и Нижнем Поволжье) отправлялось на экспорт. И именно в этих, самых хлебных местах страны случился голод, особый, “рукотворный”.
Специально власть его, конечно, не планировала, он разразился как следствие коллективизации и завышенных планов хлебозаготовок. Планы сдачи хлеба государству устанавливались на основе учета посевных площадей и уровня урожайности культур. Несовершенство учета и планирования привело к выработке нереальных планов хлебозаготовок для колхозов и единоличников, но крестьяне обязаны были их выполнять. Мало этого, начиная с 1930 года колхозам волевым методом устанавливали так называемые “встречные планы”. Под эту кампанию забирали все зерно, подчистую, иной раз включая посевные и продовольственные запасы. У недоимщиков описывали имущество, лишая даже продовольствия. Колхозникам иногда оставляли кое-какое зерно на пропитание, а единоличники были обречены. Так их наказывали: не вступаешь в колхоз — остаешься без зерна. В ответ единоличники сокращали посевы: не было стимула работать, все равно все заберут. По этой же причине резко снижалось качество агрокультуры. Колхозное хозяйство все больше расшатывалось, все меньше в нем оставалось скота. Ведь первым делом, вступая в колхоз, крестьянин забивал скот, чтобы не отдавать его государству. Серьезно пострадали животноводческие хозяйства Казахстана. Казахов насильно загнали в колхозы и сделали оседлыми, порушив систему пастбищного животноводства, что привело к массовой гибели скота от недокорма. Природные напасти тоже были, но не такие ужасные, как засуха в начале 1920-х годов в Поволжье, да и отмечались они лишь в некоторых районах.
— Политбюро сознавало результаты своей политики?
— В Политбюро шли жаркие споры: какой сектор экономики нужно развивать в первую очередь? Лидеры “правого уклона” Н.Бухарин и А.Рыков призывали покупать хлеб за границей, укреплять, развивать сельское хозяйство и на прочной этой базе проводить индустриализацию. То же предлагали экономисты, такие как впоследствии расстрелянный Николай Кондратьев. Сталинское руководство придерживалось иных взглядов: сначала, считало оно, надо осуществить подъем промышленности, а затем уже — все остальное. Тогда и произвели обобществление крестьянских хозяйств и приняли решение о продаже элитного зерна на экспорт. К тому же Сталин крестьянство не любил, смотрел на него как на мелкобуржуазный класс, не желающий расставаться с частной собственностью. Причины трудностей в деревне, верил он, — в антигосударственном поведении крестьян. Крестьяне-единоличники не вписывались в социалистическую систему, основанную на принципах коллективизма, тормозили индустриализацию страны. А она требовала колоссальных средств.
Проще всего, посчитало Политбюро, их можно было получить от продажи зерна за границу. Расчет был верным: поставки хлеба в начале 1930-х годов составили 20 процентов государственного экспорта и принесли казне более 441 миллиона особых инвалютных рублей. На них закупались техника и оборудование, строились заводы-гиганты. Они помогли стране победить в Великой Оте­чественной войне, многие из них работают до сих пор. А высочайшую цену за это заплатило крестьянство. Определенную ответственность несут и страны, покупавшие дешевое советское зерно: Англия, Бельгия, Италия и Германия.
Кульминация голода — 1932-1933 годы. Первыми его ощутили еще в 1931 году, как я уже говорила, скотоводы Казахстана. Они побежали на сопредельные территории — в Среднее Поволжье, Китай. Очень быстро голод распространился по всем районам: Украине, Северному Кавказу, Среднему и Нижнему Поволжью, Республике немцев Поволжья, Западной и Восточной Сибири… Особенно сильно пострадали Украина, Северный Кавказ и Поволжье. Однако власть всерьез это не воспринимала, считая, что крестьяне на все готовы пойти, лишь бы не отдать зерно. Специально выделенные отряды искали зерно и действительно часто находили в ямах, куда его ссыпали и закапывали. В конце 1932 — начале 1933 года за массовый убой скота и воровство зерна крестьян приговаривали к расстрелу. Такая же мера полагалась за “хищения и саботаж” хлебозаготовок.
В январе 1933 года был принят специальный циркуляр, запрещающий передвижение голодающих, пресекались все их попытки выбраться из голодных районов. По дорогам расставляли заградительные отряды — они возвращали пытавшихся бежать. А те, кто все же добирался до города, не могли найти пропитания. Нелегко было и там: рабочим на заводах урезали пайки, нередко с ними случались голодные обмороки. Беда была общая.
В 1934 году государство начало восстанавливать колхозные хозяйства. В обезлюдившие районы переселяли крестьян и красноармейцев из других регионов, выдавали семенные ссуды, оказывали агрономическую помощь. Но она была избирательной и носила классовый характер. Прежде всего, власть поддерживала колхозников и красноармейцев, а на единоличников оказывала давление, заставляла голодных крестьян вступать в колхозы.
Самым трудным для нас, авторов многотомника, было как можно точнее подсчитать количество погибших, поскольку учет смертности в тот период был неполным. К работе над изданием мы привлекли видных ученых-демографов и историков. Они провели собственные исследования, поэтому их данные иногда различаются. Известный демограф доктор исторических наук Валентина Борисовна Жиромская (Институт российской истории РАН) называет цифру в 7 миллионов человек. А видный зарубежный ученый, профессор Мельбурнского университета Стивен Уиткрофт насчитывает 5,6 миллиона умерших плюс 3 миллиона косвенных жертв — неродившихся детей.
— Есть ли в вашем труде новые документы?
— Наш коллектив ввел в научный оборот 1841 документ, из которых 80 процентов никогда не публиковались. Недавно была снята секретность с некоторых материалов Политбюро, хранившихся в архиве Президента РФ. Они подписаны лично Сталиным, его приближенными — Молотовым, Кагановичем и прямыми исполнителями их указаний — секретарями крайкомов и обкомов партии. Центральный архив ФСБ предоставил сводки тех лет о “продовольственных трудностях” по регионам страны. Руководство СССР и лично Сталин прекрасно знали о бедственном положении на местах. Немало таких отчетов опубликовано в нашем издании. Например, сообщения о случаях людоедства и убийствах. В документе под грифом “Совершенно секретно” сообщалось: “За последние месяцы в некоторых областях Советского Союза установлен ряд случаев людоедства, продажи человеческого мяса на рынках и убийств с этой целью”. А дальше шел длинный перечень районов, где были выявлены подобные преступления. Есть здесь и сводки об огромном притоке в города беспризорников из сел.
— Известно ли было о голоде за границей? А наш народ знал о беде?
— В последнем томе у нас есть раздел: “Международная реакция на голод”. Если СССР признал факт голода в начале 1920-х годов в Поволжье, то происходящее в 1930-х годах всячески скрывалось. Посещавшим СССР известным писателям и корреспондентам показывали лучшие колхозы. Немцы Поволжья под давлением местных партийных руководителей посылали в Германию письмо за письмом, описывая, как им хорошо живется. И все же замолчать факты трагедии не удавалось. Жители Украины и Республики немцев Поволжья по личным каналам, с оказией, сообщали родственникам за рубежом о бедственном своем положении. Об истинном состоянии дел заграница узнавала из разных источников.
Мы приводим документы из архивов Лиги Наций, Международного комитета Красного Креста и Красного Полумесяца. Эти организации обсуждали вопрос помощи голодающим в СССР. Однако после долгих дискуссий решили, что по уставу могут помогать лишь той стране, которая просит об этом. СССР помощи не просил. Продуктовые посылки направляли только родственники да частные организации. Бывало, что они действительно доходили до бедствующих.
У нас в стране о голоде знала лишь самая малая часть населения. Понятно, что в газетах ничего об этом не сообщалось. Слухи все же просачивались, однако прослышавшие о беде люди помалкивали, опасаясь репрессий. Сошлюсь на опыт собственной семьи. Мой дед, член партии, агроном и зоотехник, уроженец Пензенской области, был 14-м ребенком в семье, один пережил голод и войну. Думаю, дед знал все и все понимал, но никогда об этом не говорил.
— Как вам работалось над этими трагическими материалами?
— О советском крестьянстве, о голоде мы издали немало книг: есть, например, у нас серия “Трагедии советской деревни. 1927-1937 годы” под редакцией В.Данилова. Это своего рода дань памяти судьбе отечественного крестьянина. Конечно, работать с такими материалами тяжело, но что делать — таков долг архивистов. Они должны иметь честность прямо взглянуть на пережитые нашей страной события, кстати, не столь уж и давние — до Великой Отечественной войны оставалось меньше 10 лет, и рассказать о них, опираясь на собранные документы. Теперь мы передаем издание читателю. Ему предстоит нелегкое чтение, придется потрудиться, чтобы прочитать эти книги. Надеюсь, гражданам нашей страны хватит на это сил.

Юрий ДРИЗЕ
Фото Андрея Моисеева

Нет комментариев