По мюнстерскому счету. Чтобы заниматься наукой, приходится думать и о деньгах.

В нынешнем году Институт физики металлов Уральского отделения РАН под руководством директора академика Владимира Устинова выиграл трехлетний мегагрант Правительства РФ на исследования в квантовой спинтронике. Конечная цель проекта — создание модели полезного устройства для хранения и обработки информации, работающего на новых физических принципах и сочетающего качества цифровых и аналоговых устройств. При этом оно должно функционировать быстрее и быть меньше существующих.
Для решения поставленных задач организуется новая лаборатория международного класса. Напомним, что одна из важнейших целей конкурса мегагрантов — привлечение в российские научные и образовательные центры ученых с мировым именем, в том числе наших соотечественников, живущих за рубежом. В данном случае таким ученым с полным на то основанием стал профессор Университета Мюнстера (Германия) Сергей ­Демокритов. В марте он приезжал в Екатеринбург и любезно согласился ответить на вопросы нашего корреспондента.

— Сергей Олегович, как развивались ваши контакты с уральскими учеными?
— Долгое время эти связи были, что называется, неформальными. Так, с Владимиром Васильевичем Устиновым мы знакомы, наверное, уже лет двадцать, но совместными проектами раньше не занимались. Зато такие работы были у моих коллег из московского Института физических проблем им. П.Л.Капицы РАН (там я начинал научную карьеру), с которыми мы никогда не теряли друг друга из виду. И когда примерно год назад академик Устинов обратился ко мне с предложением участвовать в заявке на этот грант — я согласился. А осенью прошлого года впервые приехал в Екатеринбург, где выяснилось, что обсуждать дальнейшее сотрудничество стоит независимо от результатов конкурса:  слишком много общих интересов. И теперь, когда грант выигран, мы занимаемся тем, что из абстрактных научных программ строим программу конкретных экспериментов.
— Кроме творческого, в современной науке огромную роль играет материальный фактор. У вас богатый опыт взаимодействия с различными фондами, вы знакомы с другими формами поддержки науки в западных странах. Как на таком фоне выглядит этот грант?
— Более чем прилично. Сейчас трудно пересчитывать эту сумму в валюте, но вместе с долей, которую обязался вложить институт, на сегодня получается 2 миллиона евро. Это — самый большой грант под мое имя, который я получал. “Стандартные” гранты, которые я выигрывал в Германии, — до полумиллиона. Были, конечно, еще европейские — по 3-4 миллиона, но они распределялись на несколько групп, большое количество исполнителей. То есть в материальном смысле это значительный успех. Так полагают и в нашем Университете Мюнстера, где это считается серьезным событием и все меня поздравляют с крупным достижением.
— То есть получается, что слухи о безбедной жизни ученых из России в западных странах — большое преувеличение? Если можно, несколько слов на эту тему, учитывая, что ваше самое известное высказывание в Интернете: “Халявы для русских ученых на Западе никогда не было, а теперь она и вовсе закончилась”. Ведь у нас бытует мнение, будто у человека, приезжающего на Запад с хорошими образованием и головой, кончаются все финансовые проблемы…
— Конечно, все определяется тем, какая голова. Есть по-настоящему выдающиеся люди, в том числе россияне, которым везде “зеленый свет”. Но это очень редкое исключение, большинству приходится долго и упорно доказывать свою состоятельность. Я уже публично высказывался в том смысле, что принявшим решение уехать нужно быть готовыми к необходимости продвигаться по карьерной лестнице с гораздо большими затратами сил, чем здесь, в России.
Надо полностью адаптироваться в другой языковой среде, что непросто, даже если ты неплохо знаешь язык страны, в которую приехал. Надо доказать свое право на присутствие в когорте ученых, формировавшейся много лет. Для этого на любых выборах, в любых конкурсах надо быть не просто лучше “аборигенов”, надо быть лучше во много раз. У меня, например, период адаптации продолжался около 10 лет. И это после МФТИ, после прекрасной школы Института физических проблем, школы академиков Боровика-Романова и Капицы. Поверьте, было очень непросто, даже при учете фактора везения. Последнее мое достижение — победа в конкурсе на престижную должность профессора Университета Мюнстера. Так вот на это место претендовали 84 человека! Далеко не каждый обладатель степени PhD удостаивается такого статуса.
— То есть теперь вы имеете возможность заниматься тем, чем хотите, не думая о средствах? Опять же у нас распространена точка зрения, что именно это при достижении определенного положения обеспечивает западная система организации науки…
— Для начала надо понимать, что такой единой системы не существует. В США она одна, во Франции — другая, в Германии — третья. Кстати, французская система, построенная вокруг Академии наук, похожа на российскую — по крайней мере до начала академической реформы. В Германии главное — университеты, а в них самые уважаемые лица — профессора, которые получают хорошую зарплату, определяемую законом и позволяющую не заботиться о куске хлеба.
В общем, там все понимают, что наука не может и не должна жить на полном хозрасчете, ее поддержка — долгосрочное вложение всего общества, далеко не всегда приносящее сиюминутную выгоду. Но при этом деньги на конкретные исследования ученый должен искать сам — в форме различных грантов, субсидий. Причем содержательной оценкой этих грантов опять же занимаются только ученые, и только они принимают окончательные решения о финансировании.
Чиновники играют чисто техническую роль, помогают обеспечить условия для рецензирования заявок. Это касается такого крупного фонда, как Германское научное общество (Deutsche Forschungsgemeinschaft, или DFG), других аналогичных организаций. И в этом смысле работать в Германии комфортно. Но в любом случае, 70 процентов своего времени я занимаюсь поиском средств, подготовкой отчетов. Слухи о том, что где-то можно заниматься наукой, не думая о деньгах, — не более чем миф.
— Вернемся к вашему “уральскому” гранту. Насколько комфортно начинается ваша работа с Институтом физики металлов?
— Прежде всего, это институт с хорошей школой, богатыми традициями изучения магнитных явлений, и в профессиональном отношении мне здесь очень интересно. Я уже получил пропуск в здание, сейчас уточняются планы, оформляются документы на закупку оборудования. Не все, конечно, идет гладко, кое-что мне кажется странным. Есть проблемы с трудоустройством иностранного гражданина, а первое оборудование, как оказалось, мы можем приобрести только осенью — при том, что отчеты о результатах должны представлять регулярно.
Но это, думаю, общие издержки забюрократизированности российской жизни, они преодолимы. Я очень благодарен академику Устинову и доктору Ринкевичу за то, что они взяли на себя все сложности организационной работы, и уже теперь, еще до поступления первых денег, выделено помещение под лабораторию, в нем идет ремонт. Такое начало обнадеживает.

Беседу вел
Андрей ПОНИЗОВКИН

Нет комментариев