Ребусы от Поднебесной

Куда же движется Китай?

Россия все активнее развивает связи с Китаем, в том числе и на межакадемическом уровне. О том, как сегодня обстоят дела в КНР и каковы перспективы взаимодействия с этой страной, шла речь на очередном заседании Президиума РАН. С докладами выступили заместитель директора Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М.Примакова РАН, доктор исторических наук, профессор РАН Александр Ломанов и директор Института Дальнего Востока РАН, доктор исторических наук Сергей Лузянин.
Как сообщил А.Ломанов, нынешние планы развития КНР были зафиксированы в 2017 году решениями XIX съезда китайской Компартии. Они рассчитаны на ближайшие три десятилетия: к 2020 году построить «общество малой зажиточности», к 2035-му осуществить «базовую социалистическую модернизацию» и оказаться среди развитых стран, а к середине столетия создать «богатую, сильную, демократическую, цивилизованную, гармоничную, красивую, социалистическую, модернизированную державу» и войти в ряды мировых лидеров.
По словам Александра Владимировича, на пути к достижению этих целей есть препятствия, прежде всего, экономического плана. Профессор привел данные Государственного статистического управления КНР: темпы роста китайской экономики неуклонно снижаются. Динамика прироста ВВП Китая в первом квартале 2015 года составляла 7%, а в третьем квартале 2018 года это были уже 6,5%. В 2019-м рост замедляется до показателей 6,1-6,2%, а в 2020-м его темпы ожидаются на уровне 5,7%. Недавно было опубликовано совместное исследование Всемирного банка и Центра исследований развития при Госсовете КНР, в котором было сделано предупреждение: если в Китае не будут проводиться энергичные реформы, то не исключено замедление роста китайской экономики до 4% в 2020-х и до 1,7% в 2030-х годах.
В 2014 году власти Китая признали вхождение экономики страны в «новую нормальность» более низких темпов роста. Китай стал постепенно утрачивать экспортные преимущества трудоемких отраслей, начала расти стоимость рабочей силы, падать отдача инвестиций. С этого периода главным двигателем роста вместо факторов производства и инвестиций стали инновации. А в 2015 году началась «структурная реформа предложения»: сокращение избыточных производственных мощностей, уменьшение запасов (в том числе нереализованной жилой недвижимости), реструктуризация долгов, снижение издержек.
А.Ломанов рассказал об одном из примеров нового китайского планирования, нацеленного на превращение КНР в промышленную мощную державу, о плане «Сделано в Китае-2025» («СвК-2025»). Он предполагает распределение ресурсов для поддержки частного сектора, где и происходит создание инноваций. Первоначально это были десять направлений. Некоторые из них уже отошли на второй план, как то: судостроение, железнодорожная техника Они развиваются, но не как приоритетные.
Усилия Китая сегодня сосредоточены на искусственном интеллекте, транспортных средствах с новыми источниками энергии и робототехнике. «СвК-2025» вызвал озабоченность Запада: вырисовывается угроза вытеснения американских и европейских производителей высокотехнологичной продукции с китайского рынка. Поэтому в 2019 году в КНР прекратили упоминать программу «СвК-2025» в официальных документах и выступлениях лидеров.
— Следует понимать, что это сделано не потому, что китайцы отказались от этих программ, а потому, что просто не хотят раздражать западное общественное мнение, — пояснил Александр Владимирович.
Во внешней политике КНР происходит переориентация с приоритетного развития отношений с США на взаимодействие с соседями. Китайцы стали создавать «международные отношения нового типа, сердцевиной которых являются сотрудничество и взаимный выигрыш». Самым важным при этом стало выдвижение инициативы «Один пояс — один путь».

На XIX съезде КПК в 2017 году было заявлено, что одним из аспектов «идей социализма с китайской спецификой новой эпохи» являются «дипломатия большого государства с китайской спецификой, продвижение строительства международных отношений нового типа и сообщества судьбы человечества».
Провозглашены официальные тезисы о том, что сделан «исторический скачок от вставания на ноги и обогащения к обретению силы» и т.п. При этом обозначены семь запретов: нельзя пропагандировать западную конституционную демократию, «всеобщие ценности», гражданское общество, неолиберализм, западный взгляд на свободу СМИ, исторический нигилизм, а также сомневаться в реформах и открытости. То есть речь идет о противодействии идеологии западной демократии.
После подобных заявлений вслед за США своим соперником Китай назвала и Европа.
— В КНР происходят очень заметная рецентрализация госуправления, реидеологизация общественной жизни и рекитаизация идеологии и культуры, — подчеркнул докладчик.
По словам С.Лузянина, Россия и Китай заняты поиском оптимальных форм взаимодействия.
— Сегодня в отношениях двух стран фактически стирается грань между моделями стратегического партнерства и союзничества. При этом в российских и китайских правящих элитах доминирует мнение о том, что союзнические отношения нежелательны, поскольку предполагают жесткие взаимные обязательства и ограничение в отношениях с третьими странами. Вместе с тем есть общее понимание, что действующий договор 2001 года (пролонгация через два года) необходимо расширить и дополнить, — сказал Сергей Геннадьевич.
Достаточно новой и сложной проблемой в российско-китайских отношениях является формирование так называемого Большого евразийского пространства (БЕП) или Большой Евразии, в котором Россия и Китай выступают в качестве ключевых действующих лиц. Институционально данный процесс развивается в рамках взаимодействия двух основных континентальных проектов — Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и китайской инициативы «Один пояс — один путь».
Инициатива «Одного пояса» — это долговременная стратагема китайского освоения Евразии, выход Поднебесной вовне. Поэтому проект несет для России и вызовы, и определенные риски, и возможности в плане использования китайского потенциала для собственного развития.
Экономическая часть «сопряжения» предполагает в том числе совместное развитие транспортной инфраструктуры, торговли и инвестиций, которая пока отстает от политической части. Сегодня очевидно китайское превосходство в сфере торговли, инвестиций и транспортно-логистических операций, которые преимущественно идут через Казахстан и другие государства, минуя восточную часть российского Транссиба. Как рассказал С.Лузянин, для России особую значимость имеет укрепление ШОС не только в плане усиления региональной безопасности, но и континентальных перспектив обустройства БЕП.
В торговле между двумя странами в 2018 году и первой половине 2019-го сохранялись противоречивые тенденции. С одной стороны, скачок нефтяных цен привел к резкому (на 27,1%) увеличению товарооборота — до 107 млрд долларов — с появлением у России небольшого положительного сальдо в 4 млрд долларов.
Но при существенном росте поставок в КНР минерального топлива и ряда сельскохозяйственных культур имел место резкий спад в российском экспорте (до 1%) отдельных видов гражданской машинно-технической продукции. Статистика I квартала 2019 года показывает, что тенденции к спаду гражданских машинно-технических поставок в Китай ослабли, есть небольшой рост.
В ходе визита председателя КНР Си Цзиньпина в Санкт-Петербург (июнь 2019 года) было подписано соглашение о развитии торговли в национальных валютах. Расширяется сотрудничество в научно-технической сфере, увеличивается интерес китайских высокотехнологичных компаний к российскому рынку и инновационному потенциалу (закупка Huawei российских активов в сфере искусственного интеллекта) и осуществлению совместных проектов. Сняты технические ограничения и барьеры для сельхозимпорта из России (рис, соя, кукуруза и др.).
С другой стороны, полностью сохраняются и даже растут диспропорции в торговле: у России доминирует ресурсно-сырьевая составляющая, у Китая — машинно-техническая. На 2019 год эта тенденция при дальнейшем увеличении общего товарооборота будет нарастать. Подобная модель объективно отражает асимметрию экономических потенциалов и структуру экономик двух стран. Очевидно, что необходимы диверсификация российского экспорта и развитие совместных проектов в сферах высоких технологий.
Слабым местом в российско-китайских экономических отношениях остается инвестиционное сотрудничество. Уровень взаимодействия пока не соответствует ожиданиям сторон. Среди факторов, увеличивающих издержки бизнеса в России, — недостаточный уровень защиты прав собственности, сложность процедур доступа к финансовым услугам, слабый уровень правоохранительной деятельности, бюрократизм и т.д.
По оценкам экспертов, объем прямых инвестиций из КНР в Россию с января по июнь 2018 года снизился на 24% по сравнению с аналогичным периодом 2017-го. При этом объем китайских инвестиций в РФ значительно превышает российские инвестиции в Китай.
— К приоритетным сферам научной кооперации относятся: космонавтика, атомная энергетика, предотвращение природных катастроф и их последствий, борьба с загрязнениями воды и воздуха, геопространственные технологии, новая и возобновляемая энергия, биотехнологии и биомедицина, ядерная физика, океаническая и полярная науки, нанотехнологии, фотоника и проекты в области искусственного интеллекта, — сообщил С.Лузянин.
Член-корреспондент РАН Виктор Ларин рассказал о китайском присутствии и влиянии в тихоокеанской части России. Он отметил, что инициатива интеграции и привлечения Китая для развития Дальнего Востока исходит «как раз из Москвы»: на протяжении последнего десятилетия эти призывы звучат постоянно. Китай же, по словам докладчика, «на них реагирует достаточно вяло». Политическое руководство КНР уходит от обсуждения этой темы, никак не обозначая свой интерес к этому региону России, природно-сырьевые ресурсы которого не являются стратегически важными для обеспечения экономической безопасности Китая.
В китайском импорте доля дальневосточных нефти и нефтепродуктов составляет менее 1%, угля — менее 2%, древесины и изделий из нее — менее 4%. Тихоокеанская Россия заметна лишь в китайском импорте рыбы и морепродуктов (1 млн тонн, или 12,2% от всего импорта в 2018 году), но и это всего лишь 1,5% от общего объема производства морепродуктов в стране.
Территория Дальнего Востока, население которой меньше Харбина, для китайской промышленности в качестве рынка сбыта продукции особого интереса не представляет. При этом северные и северо-восточные территории Китая имеют определенный интерес к тихоокеанской России, но он касается, в первую очередь, не сырья, а транспортной инфраструктуры региона (Транссиб и порты Приморского края).
Виктор Лаврентьевич обозначил некоторые «факторы присутствия» соседей в Дальневосточном федеральном округе. Так, доля Китая во внешней торговле региона в последние годы выросла: в 2018 году она составила в экспорте до 24,8, в импорте — до 61,9%. Но произошло это не за счет роста объемов торговли ДВФО с Китаем, а по причине снижения объемов торговли с другими основными партнерами в регионе — Японией и Южной Кореей. Торговля ДВФО с КНР сегодня на уровне 2012 года (10,9 млрд долларов).
Экспорт в Китай имеет значение для очень ограниченного числа отраслей экономики ДВФО. Главные экспортные направления нашего региона — это минеральные продукты (61% всего экспорта в 2018 году), драгоценности (15%), рыба и морепродукты (12%), древесина и изделия из нее (4%). В этих статьях на долю Китая приходятся, соответственно, 16, 0, 44 и 80%. Таким образом, только лесодобывающая и рыболовная отрасли зависят от китайской конъюнктуры. И уж тем более нельзя говорить о превращении Дальнего Востока в «энергетический придаток Китая». Свыше 70% его экспорта энергоресурсов уходят в Южную Корею и Японию.
При этом импортная зависимость от КНР реальна. И это касается уже не только продуктов питания и товаров широкого потребления. В 2018 году 57% ввезенных регионом машин и оборудования, 51% металлов, по 44% продовольствия и транспортных средств поступили в ДВФО из КНР. Это позволяет констатировать не столько продовольственную, сколько техническую зависимость тихоокеанской России от Китая.
Докладчик также отметил, что все попытки привлечь китайские капиталы к развитию индустриального и аграрного секторов экономики ДВФО пока что успешными назвать нельзя. В общем объеме прямых иностранных инвестиций в регионе доля КНР по-прежнему составляет менее 1%.
Массового оседания и натурализации китайских мигрантов на территории тихоокеанской России также не наблюдается. Работа и проживание здесь являются неприоритетными и невыгодными для китайцев. Относительно китайского присутствия на Дальнем Востоке, участия граждан Поднебесной в его развитии существует глубочайший разрыв между прогнозами экспертов, намерениями и ожиданиями политиков и практическими результатами, считает докладчик.
— При этом в ДВО РАН последнее время буквально зачастили эмиссары из Китая, которые предлагают различные формы научно-технического сотрудничества и заинтересованы в наших знаниях, ученых, в покупке технологий. То есть это — та сфера, на которой сегодня нужно делать акцент, она наиболее перспективна,- заключил В.Ларин.
По словам вице-президента РАН Юрия Балеги, для реализации межакадемической «дорожной карты» подготовлена программа совместных мероприятий РАН и КАН на период 2019-2021 годов. Также в 2020-м и 2021 годах планируется проведение симпозиумов по исследованию Тибетского плато и Арктики, нейронаукам, мониторингу и предупреждению стихийных бедствий, космической оптике. Китайской стороной предложено разработать совместную программу на три года.
Председатель Уральского отделения РАН академик Валерий Чарушин подробно остановился на вопросах сотрудничества ученных региона с китайскими коллегами. Он сообщил, что в 2018 году институты УрО РАН заключили 184 соглашения, из них 44 — с КНР. В прошлом году в научных организациях УрО РАН приняты 630 иностранных ученых, в том числе 134 из КНР. По словам академика, «сегодня необходимы усилия, чтобы координировать эту деятельность и внутри РАН, и с ведомствами».
— У нас нет финансовых возможностей для развития этого сотрудничества, — подчеркнул ученый, отметив, что отечественные специалисты «получают в КНР радушный прием, а российская сторона такой не может обеспечить».
По мнению председателя СО РАН академика Валентина Пармона, «координация научного взаимодействия между РФ и Китаем сейчас на нуле».
— Институты никакой информации не дают, Минобрнауки никакой координации не осуществляет. Случайно узнаю, что национальный проект КНР «Один пояс — один путь», который проходит через Сибирь, «обсчитывали» 11 институтов РАН. Кто работал? Что было передано? Неплохо, конечно, что даем информацию, но мы должны тоже знать об этом, — возмутился глава СО РАН.
КНР расширяет свое влияние на научном мировом поле, констатировал А.Сергеев.
— Задача у нас достаточно сложная: в плане научно-технологическом мы становимся не очень нужными. Как правильно было отмечено, Китай перешел от политики импорта технологий к политике импорта умов — это факт. Те предложения, которые сегодня КНР делает нашим ученым, очень серьезны не только по зарплатам, но и по возможности реализовывать свои задумки в Китае. Мы в этих условиях должны правильно выстраивать свою политику, потому что в науке без сотрудничества с Китаем нам будет тяжело, но мы к этому сотрудничеству должны подходить по-умному, грамотно, чтобы оно было взаимовыгодным. Считается, что Китай превращается в «старшего брата» не только в экономике, но и в науке. Причины этого, успехи наших партнеров надо серьезно анализировать, — резюмировал президент РАН.
В общем, дискуссия лишний раз показала: КНР — страна особенная, на Россию очень непохожая, и чтобы сотрудничество с ней принесло нам максимальную выгоду, придется разгадать еще немало ребусов, чем и предстоит заниматься нашим ученым.

Андрей СУББОТИН

Нет комментариев