На прошлой неделе в Москве прошла масштабная пресс-конференция, участие в которой приняли первые лица обновленной в ходе недавней реформы академии: президент РАН Владимир ФОРТОВ, вице-президент РАН, директор Института космических исследований РАН Лев ЗЕЛЕНЫЙ, член Президиума РАН, глава Совета по науке при Министерстве образования и науки РФ Алексей ХОХЛОВ, член Президиума РАН академик Юрий ЛАЧУГА, член Президиума РАН академик Михаил ПАЛЬЦЕВ и директор Института проблем нефти и газа РАН академик Анатолий ДМИТРИЕВСКИЙ. Тема встречи была обозначена как “Наука 2020: тенденции развития”. Академиков, представляющих различные направления российской науки, пригласили в МИА “Россия сегодня”, чтобы те “с максимальной откровенностью” рассказали о том, что ждет нас на научной ниве в ближайшем будущем с учетом последствий недавней реформы. Участники пресс-конференции затронули максимально широкий круг вопросов: геополитические интересы России в Сибири и Арктике, вклад науки в освоение космоса, взаимодействие фундаментальной науки и образования, актуальные тенденции в энергетике, медицине и агронауке, технологии импортозамещения, а также рассмотрели другие важные темы.
Этап скандальности прошел, настал этап смыслов
Открыл мероприятие президент РАН Владимир Фортов, коротко подведя итоги первого этапа нашумевшей реформы:
— Прошел год, как был принят Федеральный закон №253 “О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации”. Этот год был для нас очень непростым. Началось все с глубокого непонимания целей и методов реформ. Происходило это оттого, что заявленные цели были плохо объяснены и плохо поняты научным сообществом. Но эту тему я не хотел бы сейчас обсуждать…
За этот год встало на ноги ФАНО. Академия неформально и очень тактично принимала участие в организации этого агентства, понимая, что если мы допустим сбой, неважно, по чьей вине, то пострадают ученые. Поэтому мы исходили из того, что закон надо выполнять. Кроме того, произошло еще одно важное событие: две академии — сельскохозяйственная и медицинских наук — объединились в наших стенах.
Мы создали и приняли на собрании обновленной академии новый устав, этот процесс шел очень непросто. Было много непонимания и откровенного противодействия, но, тем не менее, основные элементы, которые мы считали нужным сохранить в уставе, — демократичность, выборность, независимость, высокий профессионализм — нам удалось отстоять. И мы считаем, что этот устав максимально отражает то, что должно быть в науке, и то, что делает науку эффективной. Надо сказать, что сегодня РАН является самой авторитетной научной организацией в стране, в ней работают 15-17% всех российских ученых, она выдает 55% всех российских научных публикаций в рейтинговых журналах.
Сегодня первый этап реформы фактически выполнен. Мы переходим ко второму, который я бы назвал “сутевым”, его смысл в том, что нам наконец-то надо начинать работать уже по организации науки. Этот этап связан с большими рисками, потому что в законе он прописан не так четко, как первый. Если тогда мы имели сроки, цели, задачи, то теперь это все менее определенно, что создает сложности и для ФАНО, и для РАН, связанные, грубо говоря, если опустить детали, с тем, что функции РАН и функции ФАНО там нечетко прописаны. Это не вина академии и не вина ФАНО, потому что ни та, ни другая организации не имели отношения к разработке тех документов, по которым мы обязаны теперь жить. Работа в таких условиях неопределенности, естественно, связана с непониманием с обеих сторон той границы, которая есть, и мы в РАН считаем, что должны подправить закон и ввести “правило двух ключей”, которое позволяло бы разделить компетенции, как это было заявлено ранее и президентом, и премьер-министром: академия должна отвечать за научную, “сутевую” составляющую, а ФАНО — за финансово-хозяйственную деятельность. Вопрос, как это будет реализовано на практике…
Рыцарь на распутье
В свою очередь академик Лев Зеленый добавил, что, по его мнению, команда, которая собралась в ФАНО, действительно, старается делать максимум того, что может, но по законам развития любой организации она пытается расширить сферы своего влияния, в результате чего иногда возникают некие недоразумения, которые, конечно, надо разрешать.
— Что касается сферы моей непосредственной ответственности — вопросов космических исследований, — продолжил академик, — мне кажется, у нас сложилась неплохая Федеральная космическая программа на 2016-2025 годы (сейчас она находится на утверждении правительства), которая разрабатывалась РАН и Российским космическим агентством при участии, конечно, и других организаций. В ней мы, наконец, определились с той нишей, которую Россия должна занять в области космических исследований. У нас было много колебаний и метаний, когда мы, будто рыцарь, стояли на распутье — идти налево, на Луну, или направо, на Марс? Или вообще заниматься чем-то другим. И вот сейчас выработана такая четкая, логичная программа, где мы дополняем исследования, ведущиеся в других странах, но при этом напрямую с ними не конкурируем, и поэтому все эти проекты ведут к интенсивному международному сотрудничеству.
Например, с нашего заседания я поеду в офис Европейского космического агентства (ЕКА), где сейчас как раз идут переговоры о наших совместных проектах, об участии ЕКА в исследованиях Луны. У нас уже есть очень мощная программа по исследованию Марса — “Экзомарс”, по ней работы идут неплохо, мы планируем несколько запусков космических аппаратов к Марсу в 2016 году и, если все будет в порядке, в 2018-м (если что-то пойдет не так — в 2020-м), но сейчас определяется степень участия ЕКА в исследованиях Луны. На Луне мы нашли довольно много интересных научных задач — и физических, и даже философских. Ведь мы собираемся исследовать те области, где на Луне находится вещество, которое, возможно, было принесено туда кометами, и в нем могут содержаться какие-то органические остатки. То есть мы можем получить новую информацию по происхождению жизни в нашей Солнечной системе. Россия здесь занимает хорошую позицию, у нас есть несколько посадочных аппаратов, планируются также аппараты орбитальные, кроме этого, РАН активно участвует в экспериментах других государств (европейских, американских, даже японских). В данный момент наши приборы работают на орбитах около Луны, Марса, Венеры, готовятся к полету на Меркурий. Если все эти планы осуществятся, мы в каком-то смысле вернем себе все те позиции, которые СССР когда-то занимал в космосе.
Кое-что интересное происходит и не так далеко от нас: например, Минобрнауки РФ организовало рабочую группу по выбору приоритетов в наземной астрономии. Как было сообщено в недавнем интервью заместителя министра Людмилы Огородовой, ученые тут не смогли договориться о приоритетах — обсуждалось и участие в Южной обсерватории в Чили, и участие в радиоастрономических экспериментах в Южной Африке, экспериментах на Памире… Так вот, это как бы не совсем верная трактовка: у ученых есть свое понимание приоритетов, но, конечно, нам требуется больше времени для подробного анализа проблемы. И вот сейчас к этой работе подключается РАН — очень важно выработать приоритеты не только в космических исследованиях, что уже, в принципе, сделано, но и в исследованиях космоса с Земли…
Совет и ныне там
Академик Алексей Хохлов представлял на встрече с журналистами университетскую ветвь науки. Он подробно рассказал о работе Совета по науке при Министерстве образования и науки РФ:
— Эта структура была создана полтора года назад, в совет вошли активно работающие ученые, не являющиеся, как правило, руководителями организаций, но хорошо известные во всем мире, которые провели какое-то время за границей, получили там определенный опыт. Мы с коллегами осуществляем функцию обратной связи ученых с органами власти. Примерно половина членов нашего совета — сотрудники институтов РАН, поэтому мы очень хорошо знаем ситуацию в академии, активно участвовали в обсуждении реформы, когда она шла. Сейчас для нас актуальна идея о том, что внутри ФАНО, коль скоро оно создано, должен быть сформирован Научно-координационный совет из ведущих ученых. Мы считаем, что это идея очень правильная, она вошла в постановление правительства, которое было издано год назад, и нас, конечно, смущает, что пока еще такой совет при ФАНО не появился. Недавно мы рассматривали работу ФАНО на одном из своих заседаний, на нем присутствовал глава ФАНО Михаил Котюков. Это был очень плодотворный обмен мнениями. Мы высказали то, о чем я говорил: Научно-координационный совет должен быть создан при ФАНО как можно быстрее. Нам было обещано, что это произойдет в течение ноября, но соответствующего объявления не сделано до сих пор.
Что касается других вопросов, которыми занимался Совет по науке при Минобрнауке РФ, то, поскольку мы представляем некую категорию ученых, мы пытались вести свои обсуждения вокруг вопроса о вычленении вклада ведущих ученых и руководимых ими лабораторий. Считаем, что в тех случаях, когда ученый или лаборатория работают на мировом уровне, им должна быть обеспечена поддержка в опережающем режиме. У нас по этому поводу было много соответствующих решений…
Готовы, всегда готовы
Бурную реакцию журналистов вызвало выступление академика Анатолия Дмитриевского, который детально описал Энергетическую стратегию России на период до 2035 года, центральной идеей которой является переход от экспортно-сырьевого развития экономики России к ресурсно-инновационному:
— Академия предложила этот вариант. Главный упор сделан на выборе отрасли, которая восприимчива к инновациям, готова их применять и обеспечит быстрый возврат вложенных средств. Ведь, в самом деле, если мы посмотрим сейчас на экономику страны, то все неприятности начались у нас еще в 2013 году, когда прогнозы роста ВВП показали его 10-кратное снижение — с 4,5 до 0,5%. Есть различные варианты решения этой проблемы, в том числе модернизация или реиндустриализация.
Мы предлагаем сейчас воспользоваться естественным преимуществом нашей страны. Как показывает анализ, наш нефтегазовый комплекс сегодня имеет много плюсов: во-первых, это самая мощная в мире минерально-сырьевая база, во-вторых, уже существующая инфраструктура, готовая к масштабной нефтегазодобыче и к развитию технологии высоких переделов, наконец, это высококвалифицированные кадры. И тут возможен максимально быстрый возврат вложенных финансовых ресурсов (в отдельных направлениях они могут давать эффект в течение первого же года). Но, самое главное — как будто мы предвидели эти тяжелые времена, которые будут ожидать Россию, — ученые РАН разработали новые инновационные технологии в области нефтегазодобычи и готовы к их масштабному внедрению…
Академик уверен, что сегодня не стоит говорить о “ресурсном проклятье” или “нефтяной игле”, ведь именно эта “игла” позволила стране продержаться в последние годы. Дмитриевский и его коллеги уверены, что ресурсно-инновационный вариант развития экономики России позволит стране получить масштабные средства:
— Там появятся новые технологии, техника, оборудование. Инновации заставят смежные предприятия, сам нефтегазовый комплекс перейти к созданию этого оборудования, которое они пока не производят в России, что повлечет за собой модернизацию тех предприятий, которые будут вовлечены в процесс. Это означает, что появятся и новые рабочие места. Такая модернизация пойдет по инновационным цепочкам, которые будут запускать те технологии, которые мы будем внедрять. Все это естественным образом приведет к реиндустриализации экономики.
До безопасности далеко
Академик Юрий Лачуга поделился своими мыслями о продовольственной безопасности России и состоянии отечественного сельского хозяйства, а также о работе его коллег в новых условиях, к появлению которых привела реформа РАН:
— Мы и раньше сотрудничали — биологи, микробиологи, механики, математики, гидромеханики — со многими отделениями РАН, имели общие профессиональные интересы, всегда находили точки соприкосновения по получению грантов, выполнению программ, поэтому то, что мы сейчас оказались все вместе, конечно, хорошо. Этот процесс шел непросто, некоторое время еще он, как затухающие колебания, будет продолжаться. Но мы находим единый язык и с РАН, и с ФАНО, главное, чтобы мы как можно быстрее закончили этот переходный период, потому что ответственность перед страной и задачи перед наукой стоят значительные.
По словам академика, отечественная аграрная наука сегодня делает все, чтобы обеспечить селян хорошими семенами, породами животных, кроссами птицы и т.д. В государстве принята Доктрина продовольственной безопасности, а российские продукты являются высококачественными, производятся с минимумом добавок, которые неприемлемы для нашего рынка.
— К сожалению, мы еще не обеспечиваем в России в полной мере продовольственную безопасность, — заметил ученый. — Если растениеводство у нас развивается достаточно успешно и по целому ряду продовольственных продуктов растениеводческого плана мы имеем полную обеспеченность, то в области животноводства мы еще не дошли до того уровня, чтобы полностью самим себя обеспечивать. Речь, прежде всего, о мясных, молочных продуктах, здесь у нас пока есть определенные трудности.
В то же время мы имеем порядка 8% мировой пашни, 55% самых ценных земель мира — это черноземы, 20% мировых запасов пресной воды и т.д. Приятно сознавать, что, несмотря на сложности бюджета, Госдумой на 20 млрд рублей было увеличено финансирование на производство продовольствия. Может быть, это деньги небольшие, но мы видим тренд: государство понимает всю важность поддержки продовольственной безопасности, ну, а сельскохозяйственная наука будет делать все, чтобы всячески содействовать этому.
Медицина будущего
Завершил общение с журналистами академик Михаил Пальцев, сообщивший о том, на чем до 2020 года планирует сосредоточиться отечественная медицина:
— Сегодня идет речь о новом направлении — это медицина предиктивная, превентивная, персонализированная, медицина будущего. Она появилась благодаря расшифровке генома человека. В результате уже сейчас на ранних сроках беременности можно узнать, чем будет болеть ребенок, предупредить развитие возможных патологий. Раньше превентивная медицина понималась только как профилактика, сейчас это понятие приобрело иное значение: это не только здоровый образ жизни, но и способы оздоровления с использованием новых технологий. Наконец, персонализированная медицина — это таргетный подход, когда мы с помощью молекул и современных методов должны поразить очаг болезни.
Какие проблемы стоят сегодня перед Российской академией наук в связи с этим? Развитие как можно более ранней диагностики болезней, а это — очень дорогостоящие исследования. К сожалению, здесь мы отстаем, хотя в лабораториях российских ученых достигнуты очень серьезные результаты. Другим важным аспектом исследований является фармацевтический рынок. Недавно было принято решение насытить его отечественными лекарствами. Сегодня рынок переполнен дженериками, аналогами препаратов, которые часто менее эффективны, поэтому задача ученых — развитие рынка оригинальных лекарственных средств. Они есть опять же в наших лабораториях, но тут остро стоит проблема трансфера технологий, трансляционной медицины, то есть скорейшего внедрения новейших достижений в практику.
Наиболее тяжелое положение, по мнению академика Пальцева, сложилось сегодня в стране с медицинским оборудованием:
— Отечественного оборудования, к сожалению, в наших медучреждениях нет. Ультразвуковая техника, техника, использующая ядерные технологии, — вся импортная. Проблема импортозамещения именно в этой области не решена, и в ближайшее время к ней, видимо, нужно подходить вплотную. Если вспомнить опыт прошлых лет, то обычно оборонные предприятия, обладающие высокими технологиями, были обязаны делать современные образцы медицинской техники. Сейчас эта практика утрачена, хотя надо сказать, что, например, академик Зеленый и его коллеги уже начали внедрять некоторые технологии, которые пока используются при космических полетах, для лечения тяжелых пациентов.
И, наконец, последнее: сегодня из лабораторий ученых приходят новые методы лечения. Речь о клеточных технологиях. Но здесь мы очень аккуратны: еще даже законодательство не поменяли в области клеточных технологий. Чаще всего опять же тут речь идет о таргетных препаратах, лечебных антителах, молекулах, которые лечат конкретного пациента. Последнее, что я хотел бы отметить, это работа над развитием высоких технологий неинвазивного лечения, которая предстоит российским ученым: проведение различных операций с помощью зондов, которые можно ввести в человеческий организм и вылечить его с минимальными травмами. А самое сложное, что, на мой взгляд, ждет нас впереди — создание технологий, связанных с лечением человеческого мозга.
Анна ШАТАЛОВА
Нет комментариев