В Российской академии наук прошла конференция, посвященная столетию со дня рождения Алексея Андреевича Ляпунова. Выдающийся математик, один из основоположников кибернетики, Ляпунов оставил заметный след в разных областях науки. Из десятка с лишним выступлений сложился портрет полифоничной личности, подлинного “человека эпохи Возрождения”, как было сказано одним из участников. Но поскольку многие из рассказывавших знали Алексея Андреевича долго и близко, то вспоминали о нем не только как об ученом, но и как об учителе, старшем товарище и гостеприимном хозяине, так что мероприятие было лишено монотонной академичности.
Если Алексей Ляпунов сам вписал себя в историю науки, то род Ляпуновых, как рассказала профессор Римма Подловченко, славен в русской истории с давних времен. Идет он от князя Константина Галицкого, брата Александра Невского. Сам Алексей Андреевич был потомком в двадцатом колене воеводы Григория Ляпунова, одного из вождей народного ополчения в Смутное время. Уже в XIX веке династия Ляпуновых прочно входит в мир созидателей духовной культуры России, тесно переплетается с родословными других великих “научных родов”: с Сеченовыми, Филатовыми, Крыловыми, Капицами, Сперанскими, Фигнерами… Его прадед — Михаил Васильевич Ляпунов, ученик Лобачевского, возглавлял обсерваторию в Казани и Демидовский лицей в Ярославле. В следующем поколении были два академика — математик и филолог — и композитор.
Можно сказать, что выбор пути для будущего ученого был ясен, хотя препятствия перед ним были уже специфические, из нового времени: студенту Ляпунову пришлось покинуть физико-математический факультет Московского университета как “лицу дворянского происхождения”. Возможно, и этот эпизод биографии повлиял на то, что Алексей Андреевич был не только ученым, но и активным защитником и людей науки, и их идей, о чем говорили практически все выступавшие.
Молодой Ляпунов работал в Геофизическом институте у академика Лазарева — того, который в некоторой степени был прототипом инженера Гарина из “Гиперболоида” Алексея Толстого. Он и мыслил с размахом: поручил новому сотруднику моделировать падение метеоритов на Луну. Затем Ляпунов стал учеником крупного российского ученого — академика Лузина. Под его началом он и состоялся как математик, здесь пришел к нему первый научный успех в области дескриптивной теории множеств (в течение всей жизни Ляпунов написал 62 работы по теории множеств и теории функций). Алексей Андреевич сблизился с другими учениками Лузина, в том числе с Колмогоровым и Келдышем, и когда Келдыш, уже академик, организовал Отделение прикладной математики в составе Математического института, он предложил Ляпунову возглавить там работы по программированию.
А испытания продолжались. Самое главное — это испытание для всей страны, война. Ляпунов отказался от брони, от офицерских льгот и попросился в артиллерию, где мог бы пригодиться его талант математика. Военный же опыт пригодился после победы — в активе ученого есть три работы по теории стрельбы и статья “О точности топографических работ”.
В мирное время пришла пора сражений за новое в науке. Кибернетикой Алексей Андреевич стал заниматься в начале пятидесятых, имея значительный опыт применения математических методов в других областях знаний. И для молодой науки он сделал многое, практически создал с нуля, “расчертил систему координат”: описал проблематику, определил терминологию. Самостоятельным научным направлением стало программирование, и первое поколение наших программистов выросло именно на “Операторном методе” Ляпунова — крупном научном открытии.
Ученого не стало в 1973 году, а в 1996 году он был удостоен медали “Computer Pioneer”, одной из самых авторитетных профессиональных наград в сфере высоких технологий. Пришедшие в Академию наук гости могли увидеть эту медаль и надпись: “Компьютерное общество признало А.А.Ляпунова основателем советской кибернетики и программирования”.
Но не менее важное из того, что сделал Ляпунов, — он отстоял право кибернетики на существование вообще, ее право называться наукой, а не “буржуазной наукой”. На юбилейном мероприятии даже развернулась небольшая дискуссия о старых идеологических клеймах-формулировках. По словам академика Юрия Журавлева, кибернетику называли “продажной девкой на службе у американской военщины”, а “лженаукой” звали генетику. И генетикой Ляпунов тоже занимался, защищал ее в тридцатые годы, подписывал антилысенковское “Письмо трехсот” в пятидесятые. К последним годам жизни ученого относятся его собственные исследования в теоретической биологии. И даже в больнице, куда он попал с осложнением диабета, ему пришла идея анализировать эндокринную систему — опять-таки с позиций математической методологии. “Математизация науки” — этому принципу ученый не изменял.
И не изменял своему принципу служения науки. На кафедре, в кабинете, в быту — везде был и борцом, и интеллигентом. Вспоминали: вызванный “в органы”, он отказался писать донос на человека, который, как он заявил следователю, “создаст славу Советскому Союзу”. Это произвело впечатление на следователя, который сам увлекался математикой. Он дал “гражданину Ляпунову” посмотреть свои наброски, и в следующий визит в казенный дом ученый критиковал эту работу, выговаривая хозяину кабинета, как студенту.
Семинары Ляпунова объединяли людей разных взглядов, среди его друзей был Николай Тимофеев-Ресовский, и за знакомство с “Зубром” ученики Ляпунова тоже благодарны учителю.
“Он был часовым на рубеже истины”, — говорит о Ляпунове профессор Владимир Тихомиров. “Он был влюблен в науку и истину”, — добавляет профессор Владимир Успенский. Свое выступление Успенский назвал “Вспышки памяти”. Каждая вспышка была ярка, интересна и вызывала отклик в зале. Тут и защита диссертации, и то, что Алексей Андреевич говорил, делая ударение на предлоги и союзы, и то, что в доме у заботливого учителя молодую научную поросль кормили “бутербродами с толстой колбасой” — такая щедрая нарезка, по авторитетному мнению ученых, больше уже не встречается.
О встречах с Алексеем Андреевичем говорили многие. Стоит отметить воспоминания Сергея Капицы, приходящегося Ляпунову двоюродным племянником (дочери ученого, уже сами почтенные научные дамы, на трибуну не выходили, но в перерыве демонстрировали книги отца и об отце). Он тоже сделал упор на “гражданский подвиг” ученого, заметив, что “антинаучные тенденции сохранились у нас до сих пор”. Но “оптимизм дяди Леши” придает силы и сегодня.
Михаил ГУРЕВИЧ
Нет комментариев