Доктор исторических наук Владимир Невежин (ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН) выпустил монографию “Застолья Иосифа Сталина. Книга 1. Большие кремлевские приемы 1930-1940 гг.”. В качестве эпиграфа помещена крылатая сталинская фраза: “Нам, большевикам, негоже напиваться и упиваться”.
— Идея этой книги зародилась лет 20 назад, — рассказывает Владимир Александрович. — Тогда мне довелось заниматься вопросами советской пропаганды накануне Отечественной войны, и я обратил внимание, что в речах Сталина на официальных приемах (банкетах) в Кремле озвучивались направления советской политики, определяющие курс страны. Например, на первом приеме военных академиков (4 мая 1935 года) вождь впервые произнес свою знаменитую фразу: “Кадры решают все!”. 5 мая 1941 года проходил очередной прием в честь выпускников военных академий. Кто-то из военачальников предложил тост за миролюбивую внешнюю политику СССР. Сталину тост не понравился: наоборот, возразил он, наша политика должна быть воинственной, а Красная Армия — наступательной. Говорил о неизбежности войны, о необходимости перестраивать пропаганду в наступательном духе.
Условно можно выделить три вида сталинских застолий. Первый — приемы для советской элиты, проходившие в Кремле с 1935 по 1941 и с 1945 по 1949 год. Всего их было 47, причем в пяти случаях виновниками торжества были ученые (полярники, работники высшей школы, участники юбилейной сессии АН СССР). Естественно, центральные газеты давали отчеты об этих банкетах. Второй — застолья Сталина в узком кругу: на ближней даче в Кунцево, на его кремлевской квартире, в резиденциях вождя на юге. И, наконец, дипломатические рауты. Обо всем этом и рассказывает книга, вышедшая в 2011 году тиражом 550 экземпляров. Самый главный вопрос, на который нужно было найти ответ: где искать источники, которым можно доверять? Важный момент для исследователя.
— Кроме газет с изложением речей Сталина, других материалов, наверное, нет?
— Почему же, в архиве сохранились синхронные записи, сделанные официальным кремлевским стенографом Хатунцевым (некоторые речи и тосты записывал адъютант Ворошилова Хмельницкий). Казалось бы, достоверный источник. Однако известно, что Сталин просматривал все стенограммы: иногда вписывал “бурные аплодисменты”, иногда редактировал свои тосты и отдельные реплики. Приходилось искать независимые источники: дневники, воспоминания, мемуары. Чтобы сравнить сталинские выступления или хотя бы отдельные их части.
— Конечно, интересно, каким предстает вождь на приемах в Кремле.
— Понятно, что официальный прием — это всегда торжественная церемония. В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца хозяева — Сталин и члены Политбюро — сидели за отдельным столом, приглашенные (бывало до 3000 человек) — на расстоянии, за гостевыми. Сталин тщательно продумывал свои застольные речи и здравицы. Политический лидер страны обращался к элите советского общества. Отношение, я бы сказал, дружеское, но несколько свысока. Мог вызвать кого-то из гостей, скажем, академика О.Шмидта, произнести добрые слова, похлопать по плечу, например, полярника И.Папанина. Бывало, делал замечания — на то он и вождь. Но никогда “не вел стол”. Роль тамады чаще всего поручалась соратникам — Ворошилову или Молотову.
Сам Сталин ничем особенным не выделялся: на приемах появлялся во френче и сапогах — эта простота вызывала подлинный восторг собравшихся. Был случай: опоздал к началу минут на 45, и все, естественно, ждали, а потом встречали “бурными, несмолкаемыми”. Говорил тихо, микрофонов не было, они появились где-то в 1945 году, а Георгиевский зал огромный, так что слышали в основном самые важные гости, что сидели ближе к хозяевам.
Расскажу о некоторых характерных для вождя выступлениях. 7 ноября 1937 года, после парада, узкий круг членов Политбюро и соратников собрался на кремлевской квартире Ворошилова. Как обычно, первый тост за Сталина, но он его отклонил и сказал примерно следующее: кем мы были в начале революции? Ленин — тот орел, а мы на его фоне — “середняки”. И все же именно мы победили, а потом одолели всех внутренних врагов: Троцкого, Каменева, Зиновьева, Рыкова. Называл себя и своих соратников “замухрышками”, “цыплятами”. А о Ленине говорил восторженно: “Человек, который нас воспитал, ковал нас”, “Мы являемся тенью, учениками великого Ленина”… Думаю, опытный, находящийся на вершине власти политик мог позволить себе все, даже самоуничижение, зато с гордостью заявить об одержанных победах. (На совещании в ЦК ВКП(б), сентябрь 1940 года, Сталин заявил: “У нас в партии собираются люди верблюжьи, серые, глядишь, в отчаяние приходишь, потом из этих людей вырабатываются работники. Замухрышки во время забастовок в героев превращались”). Известен тост Сталина за “винтики”. Он прозвучал на приеме в честь участников Парада Победы. Есть, говорил вождь, высшее руководство страны, есть маршалы, генералитет, а есть и простые исполнители — “винтики” великого государства, работающие как надежный часовой механизм (вождь любил обращаться к сравнениям с часовым механизмом), за них и надо выпить.
Случались и казусы. Из газетного отчета о приеме 17 мая 1938 года в честь работников высшей школы следовало, что Сталин неожиданно провозгласил тост… за здоровье Ленина и ленинизма. Непонятно было, как на это реагировать. Объяснение нашлось: по грузинскому обычаю можно провозглашать здравицу за усопшего. Подобный случай произошел в 1932 году во время встречи с писателями у Максима Горького — он предложил выпить за “великого человека Ленина”. А в 1939 году, когда Сталин отмечал свое 60-летие (было приглашено ровно 60 человек), поднял бокал за здоровье Чкалова, погибшего всего несколько месяцев назад.
С Чкаловым связан и такой эпизод. 17 марта 1938 года на банкете в честь папанинцев прославленный летчик перебил застольную речь Сталина: так он торопился выпить за вождя, ради которого готов был отдать жизнь. В ответ Сталин возразил: мол, не надо ради меня, старика, жертвовать собой, тост нужно поднимать за готовое идти на подвиг молодое поколение, к которому принадлежит Чкалов (ему тогда было всего 33 года). Захмелевшего Чкалова надо было урезонить, но как? Ведь это был народный герой, совершивший сверхдальние перелеты на Дальний Восток и в Америку, где его чуть ли не на руках носили. Сталин поступил дипломатично: подошел к Чкалову, взял его под руку и вывел в другой зал. Там тет-а-тет они выпили… нарзану и вернулись обратно. Чкалов был удовлетворен.
Человек жесткий, властный, Сталин во время приемов вел себя подчеркнуто скромно, предпочитая говорить чуть ли не последним. Понятно, что слушали его в полной тишине. За исключение, пожалуй, одного случая, когда Сталина перебивали, да так, что он произносил тост чуть ли не целый час. То была его знаменитая здравица в честь русского народа на приеме командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года. Правда, в огромном зале было очень шумно, тамада Молотов провозгласил уже свыше 30 тостов за военачальников и политических деятелей. Все устали — отсюда и накладка.
Совсем иначе проходили застолья в узком кругу на сталинской ближней даче в Кунцево (от Кремля до нее можно было доехать минут за 15). Здесь Сталин вел себя по-хозяйски: сам наливал гостям и поднимал тосты за ближайших своих соратников. Их состав менялся незначительно: в “питейную” компанию входили Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, Берия, Микоян, Хрущев (выбыли Куйбышев, Орджоникидзе, Жданов). Известно лишь несколько случаев, когда приглашались женщины, в основном актрисы Большого театра, однажды выступил Аркадий Райкин. “Верхушка” здесь чувствовала себя свободно: уже не молодые люди, на время забывшие о возрасте, рассказывали анекдоты, в ходу была и нецензурная лексика (источники подтверждают это). На ближней даче был патефон и пластинки. Потехи ради Сталин заставлял соратников танцевать друг с другом. Вождь любил подшутить над ними, и его настрой передавался присутствующим. Генерал М.Джилас, один из сподвижников маршала И.Тито, свидетельствовал: любого могли заставить пить “штрафную” по самому ничтожному поводу, например, если не угадал, какая температура на улице.
Дочь Сталина Светлана в книге воспоминаний “Только один год” приводила немало подобных шуток. Человек встает и произносит тост, а ему незаметно кладут на стул помидор, на который тот и садится, или подсыпают соль в бокал с вином. К таким эпизодам нужно относиться с осторожностью: не представляю, чтобы кто-либо другой (кроме сталинского “разоблачителя” Хрущева) мог это видеть, а тем более рискнул бы рассказывать. Охрана в столовую не заходила, только женщины, приносившие очередные блюда. Но вряд ли у них была охота сплетничать.
Представителей западных союзников не приглашали на застолья в узком кругу. Исключение Сталин сделал для Черчилля. В августе 1942 года британский премьер-министр прилетел в Москву, чтобы лично предупредить правительство СССР: второй фронт в тот год открыт не будет. Черчилль пошутил по этому поводу, что на Северный полюс (то есть в СССР) везет целый айсберг (очень плохую весть). Переговоры шли три дня и завершились приемом в Кремле. Черчилль уже попрощался со Сталиным, как тот вдруг предложил: пойдем, мол, ко мне домой (в кремлевскую квартиру), выпьем немного. Черчиллю, который “всегда был за такую политику”, идея понравилась. “Хозяин” все продумал заранее: разнообразные напитки и изысканные яства были в изобилии. Сталин предупредил: у меня есть дочь Светлана, она рыженькая. Черчилль подхватил: и у меня есть дочь Сара, и тоже рыженькая. Светлана действительно появилась и как бы помогала накрывать на стол.
За столом еще были Молотов и два переводчика. И сколько, вы думаете, они просидели? Шесть часов! Говорили о разном (о военных поставках союзников, планах их высадки в Северной Норвегии, действиях британского флота…), вспомнили даже о визите Молотова в Берлин в 1940 году.
— Это не тогда Сталин перепил Черчилля?
— Нет, нечто подобное было накануне, на приеме в Кремле. Тогда в окружении Сталина забеспокоились — не слишком ли много он пьет, но тот успокоил: Россию, мол, не пропью. А Черчилль действительно был сильно под хмельком.
За девять лет до этого приглашение на ужин в узком кругу получил посол США Буллит. Вождь предложил американским дипломатам отужинать в кремлевской квартире Ворошилова. Было провозглашено ни много ни мало 50 тостов. Прощаясь, Буллит хотел подать руку Сталину, а тот неожиданно для посла его поцеловал. Американец в ответ тоже поцеловал советского вождя. Западные исследователи до сих пор ломают голову: что значил этот жест Сталина? Свидетельствовал ли он о расположении к гостю, или то было проявление восточного коварства? Понятно, что несуразицы в работах зарубежных историков по этому поводу предостаточно.
— Как будет называться ваша вторая книга?
— Условное название простое: “Обеды и ужины в узком кругу”. Особую важность в данном случае приобретает личное отношение автора к главным действующим лицам исследования. Стремясь к объективности, необходимо было выработать собственную позицию. Ведь стенографических записей таких застолий практически нет, дневников крайне мало, а мемуаристы чересчур субъективны. Третья книга, если решусь, будет посвящена дипломатическим раутам. Но возникает языковой барьер: нужно пролистать советские и иностранные газеты, прочитать отчеты дипломатов, дневники и воспоминания на многих языках. Ведь помимо немцев, англичан, американцев, французов с официальными визитами в Москву при Сталине приезжали японцы, китайцы, поляки, югославы, чехи… Но тема интересная — жаль бросать.
Записал Юрий Дризе
Фото с сайта http://www.polskifilm.ru
Нет комментариев